Обратная сила. Том 1. 1842–1919

– Из рекомендаций мистера Мазини я узнал, что у вас нет сценического опыта и вообще какой бы то ни было актерской подготовки, – сказал Санторио. – Поэтому я могу предложить вам выступления в составе музыкального коллектива, работающего на пароходах, которые курсируют по Миссисипи. От вас потребуется только петь, но петь так же замечательно, как вы это делали вчера. Это очень хорошее предложение, поверьте мне. Вас услышит множество людей, Миссисипи – большая река, городов на ней достаточно, выступать будете каждый вечер на самом пароходе – для пассажиров, а также и во всех городах, где предусмотрены стоянки.

– Я согласна, – сразу ответила Сандра.

– В таком случае нужно подумать о сценическом имени. Александра Ри-ба-кова – не годится для Америки.

– Сандра Фишер, – быстро подсказал Мазини и пояснил в ответ на удивленный взгляд гостя: – Рыбак – человек, который ловит рыбу. Фишер.

Санторио довольно рассмеялся.

– Сандра Фишер! Превосходно!

* * *

Прошло около полутора лет. Имя Сандры Фишер, конечно, не гремело по всей Америке, но стало достаточно хорошо известно. Она по-прежнему пела на пароходах в составе той же самой музыкальной группы, но теперь платили ей не в пример больше, а многие пассажиры специально покупали билеты в круиз, чтобы каждый день слушать джаз в исполнении талантливой певицы.

Не обошли Сандру вниманием и журналисты, но для прессы была заранее заготовлена биография, в которой Чикаго вообще не упоминалось.

Со временем страх быть опознанной улегся, чувство вины не то чтобы притупилось, но стало привычным и уже не мешало жить и дышать. Сандра старательно занималась вокалом, желая научиться петь еще лучше, и много работала над произношением в попытках избавиться, насколько возможно, от акцента.

И вдруг сегодня, во время перерыва в выступлении, к ней в уборную зашел этот пассажир, который уверяет, что видел ее в Чикаго возле редакции, где работал убитый ею журналист Говерн.

Сандре с трудом удалось взять себя в руки, допеть до конца, но внутренняя дрожь так и не улеглась. Переодевшись, она вышла на верхнюю палубу и села в шезлонг. Что делать? Продолжать жить, как раньше, петь на пароходе и каждый день ждать, что ее узнает еще кто-нибудь? Конечно, вероятность не так уж велика, но жить в постоянном страхе она не хочет. А вдруг ее все-таки кто-то видел в тот момент, когда она стреляла? Да, тогда ей казалось, что никого вокруг нет, но с тех пор Сандра крепко усвоила, насколько ненадежными могут оказаться собственные знания и ощущения.

Ей тридцать лет, она не замужем, хотя поклонников огромное количество, а предложения вступить в брак поступают по меньшей мере раз в три дня. А что, если?.. Взять да и выйти замуж за какого-нибудь богача из глубинки, например, из Техаса, там нефть, говорят, и богатых людей много. Уехать с ним, нарожать ему детей, быть хорошей женой, больше никогда не выходить на сцену и не испытывать этого отвратительного, тошнотворного леденящего ужаса, с которым она едва справилась сегодня.

Решено! С завтрашнего дня она перестанет выбрасывать письма с объяснениями и предложениями, перестанет смеяться в ответ на пылкие признания, а начнет тщательно и придирчиво выбирать того, с кем пойдет дальше. Быть может, как раз жизнь замужней американской дамы, матери семейства, и есть та самая дорога, которая была от нее скрыта?

Глава 5 1907 год, ноябрь

Оленька Раевская, старшая дочь судебного следователя Александра Игнатьевича Раевского, росла ребенком не по годам серьезным, много и охотно училась и в гимназию, как ее дед Игнатий Владимирович, была принята сразу во второй класс, а уже через месяц переведена в третий соответственно способностям и уровню подготовки. Не склонная к излишней рефлексии, она ни в чем никогда не сомневалась и жизнь свою видела наперед ясною и понятною.

– Я закончу гимназию и поступлю в Женский Медицинский институт, получу образование и стану врачом, как дедушка Игнатий и дядюшка Валерий, – уверенно говорила девочка.

– Но для этого тебе придется уехать из Москвы в Петербург, – встревоженно отвечала ее мать, Элиза Раевская. – Как ты там будешь одна?

– Так что же, что одна? – невозмутимо возражала Оленька. – В Институт со всей империи девушки едут и живут там одни, и ничего. Когда я выйду из гимназии, я буду уже взрослой и самостоятельной.

– Да тебе едва пятнадцать исполнится! – в отчаянии произносила Элиза. – Если бы ты с первого класса в гимназии училась, то аттестат получила бы в семнадцать, и мне не было бы за тебя так страшно.

Но девочке в одиннадцать лет было совершенно непонятно, чего так боится ее матушка и почему в пятнадцать лет нельзя уехать в Петербург, чтобы держать вступительные испытания в Женский Медицинский институт.