Обратная сила. Том 1. 1842–1919

– Ты не прав, Николай, – покачал головой Гнедич. – Носила бы Сашенька твою фамилию, вопросы начала бы задавать Катя. Настал бы момент, когда она поняла бы: мать бросила ее, когда ей едва годик исполнился, а сестра на три года младше, откуда она взялась? Все равно объяснений не избежать, хоть с дочерью, хоть с воспитанницей. Так что повторю еще раз: не плоди излишнюю ложь.

В тот раз Николай Владимирович сказал Сашеньке, что ее мама тяжело болела, понимала, что не сможет вырастить ребенка, и отдала его в приют. Теперь мама умерла. Но прошло еще несколько лет, и повзрослевшая Саша начала задаваться вдруг вопросом: почему из всех приютских детей граф Раевский выбрал именно ее?

– Ты была самой красивой, – попытался выйти из положения Николай Владимирович.

Саша внимательно и насмешливо посмотрела на него.

– Папенька, мне шестнадцать лет, и я уже давно не маленькая дурочка. На прошлой неделе я специально ходила в один из приютов, смотрела на малышей и пыталась встать на место человека, которому хочется кого-то из них взять к себе. Смотрела и думала: а как бы я выбирала? Мне года еще не исполнилось, когда вы меня забрали, вот я и попросила показать мне таких же маленьких сироток. Все больные, все грязные, все одинаковые. Как выбрать? Как? Вот я и спрашиваю: как меня выбрали? Почему именно меня?

Пришлось рассказать правду, избегая излишних неприятных подробностей о симуляции чахотки при помощи бычьей крови или о спектакле с похоронами постороннего ребенка под именем Александры Рыбаковой. Николай Владимирович был готов к тому, что история эта вызовет у Сандры шок или, напротив, истерику с рыданиями, и немало удивился тому, с каким самообладанием и даже, казалось, равнодушным любопытством выслушала девушка его повествование. Будто пересказ любовного романа…

Когда в 1894 году прогремел судебный процесс по делу Ольги Палем, застрелившей своего любовника Довнара, отказывавшегося на ней жениться после нескольких лет сожительства, Сандра с самым живым интересом читала и перечитывала стенографические отчеты о ходе процесса и задавала Раевскому множество вопросов.

– Вы не находите, что судьбы Ольги Палем и моей матери очень похожи? – говорила она. – Ольга тоже лгала о своем происхождении, представлялась татарской княжной, тоже очень хотела замуж, тоже притворялась и обманывала, чтобы добиться своего, и тоже выстрелила в любовника. Так почему же Ольгу оправдали, а мою мать сослали на каторгу? В чем разница? Только в том, что защитник моей матери был не так хорош, как господин Карабчевский, защищавший Ольгу?

Николай Владимирович, как мог, пытался объяснить своей воспитаннице, что Ольга Палем, в отличие от Анны Рыбаковой, собиралась лишить жизни не только любовника, но и себя саму и ее готовность уйти из жизни сыграла большую роль в характеристике ее нравственного облика, положенной в основу защитительной речи. Сандра слушала внимательно, о чем-то думала, потом снова задавала ему те же вопросы. Впрочем, надо заметить, что длился этот тревожный период недолго, девушка довольно скоро перестала говорить о деле Палем и, как показалось Раевскому, вовсе забыла о нем.

И вот теперь, спустя три с лишним года, Сандра вновь собиралась вернуться к этой неприятной теме…

Раевский поднялся из-за стола и начал прогуливаться по лужайке до раскидистого дуба и обратно. С годами энергии в нем несколько поубавилось, однако же привычка ходить после периода неподвижности осталась, особенно когда Николай Владимирович нервничал или волновался.

Пройдя два раза туда и обратно, он понял, что непременно должен услышать, о чем идет разговор, и снова вернулся за стол.

– Если опираться на то, что сказано в вашей, Николай Платонович, речи, то можно сделать вывод, что Ольга Палем была довольно глупа и все окружающие просто жалели ее за ее умственную слабость, именно поэтому никто не брал на себя труд объяснить ей раз и навсегда, что нельзя так себя вести и нельзя делать того, что она делала. Я права? – говорила Сандра.

Карабчевский в изумлении развел руками.

– Позвольте, милая моя Александра Николаевна, из каких же это слов следует? Насколько я помню, ничего подобного я не говорил и в виду не имел.