Обратная сила. Том 2. 1965–1982

Во время отпуска Штейнберг-Орлов поехал в Москву, адрес помнил со слов Сани. Ключей от квартиры у него не было, но он на всякий случай позвонил в дверь, и ему открыли. На пороге стояла очень пожилая женщина в очках с толстыми стеклами.

– Вы к кому?

– Я… – он растерялся. – Здесь до войны жили Орловы…

– Да-да, – чинно кивнула старушка, – жили такие, вся квартира им принадлежала, но теперь уплотнение, им одну комнату оставили, а в остальные других жильцов поселили. Только они не вернулись с войны: ни отец, ни сын. На отца похоронка на этот адрес пришла, мы ее нашли, когда вселялись, а про сынка никаких известий не имеем. А вы им кто будете?

Он молчал. Язык не поворачивался сказать то, что требовалось. Однако новая соседка сказала все сама.

– Господи, так вы, наверное, и есть Орлов? Сын?

Он молча кивнул.

– Что же вы стоите? Проходите, проходите, я вам ключ дам от вашей комнаты, – заговорила старушка. – Вещи, конечно, не все уцелели, мародеров в Москве было много, но что сохранилось – мы в вашу комнату снесли. Живите на здоровье, в тесноте, да не в обиде.

Из рассказов Сани он помнил, что особняк, в котором жил криминалист Александр Игнатьевич Раевский, советская власть реквизировала под какие-то свои нужды, предоставив бывшему графу небольшую квартирку. А вот инженер Иван Орлов, женившийся на дочери Раевского, заслужил жилье попросторнее, власти к нему благоволили. Именно эта трехкомнатная квартира и была теперь превращена в коммуналку. За Орловыми осталась самая большая комната, куда составили сохранившуюся мебель, сейчас уже покрытую толстым слоем пыли. Окна без занавесок заклеены бумагой крест-накрест.

«Ну что ж, – подумал он. – Значит, так и будет».

Михаил Штейнберг в этот момент окончательно превратился в Александра Орлова.

Сходил в жилконтору, все вопросы решились на удивление быстро и просто: безупречные документы фронтовика сделали свое дело. В райисполкоме Орлов попросил помочь обменять комнату на такую же, в коммуналке, но в другом районе.

– Воспоминания замучили, – пояснил он. – На новом месте будет легче.

Ему пошли навстречу: желающих переехать в дом на Бульварном кольце нашлось немало. Орлову досталась комната чуть дальше от центра, зато больше по метражу. Но самое главное: в этом доме не было соседей, которые могли хорошо помнить Саню Орлова и его отца. И в расположенных рядом домах их тоже не было.

Он устроился на работу, по вечерам читал учебники – готовился сдавать вступительные экзамены на юридический факультет на тот случай, если откажут в восстановлении на втором курсе. Но ему не отказали. Послали запрос в Харьковский университет, получили подтверждение, что студент Орлов Александр Иванович успешно сдал летнюю экзаменационную сессию за второй курс юрфака. И в сентябре 1948 года Александр Орлов приступил к учебе. На всякий случай попросил зачислить его снова на второй курс, а не сразу на третий: отговорился тем, что за прошедшие годы многое забыл. На самом же деле просто боялся, что не готов усваивать науку, не изучив предмет с самого начала. Саня рассказывал, что на первом курсе преподавали в основном такое, что в работе не пригодится, а вот со второго курса уже пошли правовые дисциплины.

Медицинское образование он решил не продолжать. Мало ли какие люди встретятся на его пути и начнут интересоваться, почему это он сначала учился на юридическом, а потом двинул в медицину? По какой такой причине? Для выяснения этой таинственной причины могут и однокурсников Орлова по Харькову разыскать, а там, глядишь, и совсем скверно дело обернется. Нет, лучше не рисковать.

Раз уж взял себе чужое имя, то живи чужой жизнью. Другого выхода нет.

Когда поднялся шум вокруг дела врачей-вредителей, среди которых упоминались сплошь еврейские фамилии, Александр Орлов вспомнил слова погибшего в декабре сорок второго года капитана Травчука. И подумал, что его комвзвода был, пожалуй, не так уж неправ. Антисемитизм прорастает быстро и на любой почве, только кинь первое зерно.

На пятом курсе Орлов женился на Люсеньке. Получив диплом, работал в юридической консультации, активно участвовал в общественной жизни. Потом родился сын Борька. И все дальше и дальше уходил новоявленный москвич Александр Орлов от полтавского паренька Миши Штейнберга.

Он жил почти механически, старательно играя роль Орлова и практически слившись с ним, но за этим слиянием зияла страшная стылая пустота. Он чувствовал болезненные уколы в сердце каждый раз, когда в его присутствии люди делились детскими и подростковыми воспоминаниями. Воспоминаний московского мальчика, рано потерявшего мать и воспитанного военным инженером Иваном Орловым и его престарелой тетушкой, не было. А рассказывать о годах, проведенных в многолюдной еврейской семье в Полтаве, нельзя. Нельзя рассказывать о воскресных прогулках с родителями, о школьных проказах, о первой влюбленности, о выборе профессии. Ничего нельзя.