Обратная сила. Том 3. 1983–1997

Ответ пришел неожиданно и в первый момент показался Орлову смешным. Почему Люся с таким увлечением и азартом столько лет занимается гражданским правом и процессом, которые ему, Орлову, кажутся невыносимо скучными? Почему сам Александр Иванович, не один десяток лет имеющий дело с материей уголовно-правовой и уголовно-процессуальной, продолжает искренне считать, что эта отрасль права – самая интересная? Да потому, что у них с женой разное мышление, и каждый из них выбрал именно ту отрасль права, которая этому мышлению соответствует. Уголовное судопроизводство суть яростное нападение и отчаянная попытка защититься. Осознание своего права обвинять и своей правоты, которые на самом деле есть не что иное, как гордыня. Панический страх быть уличенным и наказанным и еще больший ужас перед перспективой быть обвиненным несправедливо. Истерика и невроз. Мышлению и всему эмоциональному строю Александра Орлова это вполне подходило, во всяком случае, не вызывало отторжения в то время, когда он выбирал специализацию. А вот Люсенька гражданское право не выбирала, оказалась на кафедре случайно, но потом, когда появилась возможность уйти в другую специальность, не стала ничего менять и продолжала заниматься цивилистикой. Почему? Да потому, что именно гражданское право в наибольшей, как оказалось, степени соответствовало ее внутреннему устройству. Не «обвинить и покарать во что бы то ни стало, пусть даже ценой разрушения множества жизней ни в чем не повинных людей», а «оценить ущерб, разработать способ его возмещения и найти разумный компромисс». Что толку в чувстве вины и в покаянном битье себя в грудь? Что толку в услужливости и заискивании перед мужем, которому ты изменила? Отношениям, любви и доверию нанесен ущерб, и исправить ситуацию можно только одним способом: вернуть все в то состояние, какое было до причинения ущерба. Если ты залил соседа – сделай сам или оплати ремонт, чтобы все стало, как было прежде. Соседу совсем не хочется жить с пятном на потолке и с отвалившимися обоями и каждый день слушать твои извинения.

«Мне никогда не приходило в голову, что между двумя отраслями права такая огромная психологическая разница, – с изумлением говорил себе Александр Иванович. – И точно такая же разница по идее должна быть между людьми, по многу лет серьезно и заинтересованно занимающимися криминальным циклом и цивилистикой».

Теперь он находил особое удовольствие в том, чтобы проверять свою неожиданную теорию на примерах знакомых юристов. Орлов, выходя на ежедневную прогулку, заранее решал, кого собирается сегодня вспоминать и чьи высказывания и поступки оценивать… Теория далеко не во всех случаях находила свое подтверждение, и Александр Иванович либо старался отточить формулировки и усовершенствовать саму теорию, либо вынужден был признать, что недостаточно хорошо знает человека, которого попытался проанализировать.

Сегодня он мысленно разбирал поступки и слова заведующего консультацией – старого опытного специалиста в области трудового права, когда внезапно столкнулся с сыном. Борис вышел из маршрутки совсем не в том месте, где Орловы обычно просили водителя остановить микроавтобус, чтобы попасть домой.

– Привет, пап. А я еду, смотрю – ты идешь, попросил остановить.

– Зачем же ты вышел? – с упреком покачал головой Александр Иванович. – Отсюда до дома минут тридцать идти, а тебя Танюшка ждет с ужином. Ты же наверняка голодный.

– Я с тобой прогуляюсь, не возражаешь?

Александр Иванович был реалистом, весьма далеким от радужных мыслей о том, что двадцатишестилетний женатый сын, офицер милиции, может просто так, без всякой веской причины, захотеть погулять по улице в обществе немолодого отца. Значит, что-то случилось. Что-то такое, о чем Борьке не хочется говорить дома в присутствии матери и жены.

И сразу тягостно заныло сердце: он вспомнил, как в прошлом году Борька точно так же, после работы, захотел обсудил проблему наедине с отцом. В тот раз речь шла о Люсеньке и ее отношениях с мужем Аллы. Неужели только-только наладившейся жизни Орловых опять грозят неприятности?

Он молча шагал рядом с сыном, терпеливо ожидая, когда тот заговорит.

– Знаешь, пап, я в последнее время все чаще вспоминаю твои слова, которые ты сказал, когда нашим министром назначили председателя КГБ.

– Да, – осторожно усмехнулся Орлов, – помню, я сказал, что это конец. И что?

– Я тогда не понял, о чем ты. Мне даже в голову не могло прийти, что так будет. Такое в страшном сне не приснится. Ребята рассказывали, конечно, но я все надеялся, что как-то обойдется, по крайней мере, для меня лично.

– Не обошлось?

– Нет.

Александр Иванович выслушал сына внимательно, не перебивая и не задавая никаких вопросов.