Обратная сторона Европы (СИ)

– Я слышал. Добавлял энергии, но это не помогло. Ну, рассказывай про прошлое!

– Я встретил себя и Лоуренса. Но ничего не мог сделать... Что теперь? – спросил Сэм.

– Попытаемся извлечь уроки. Кроме твоей недееспособности, всё прошло идеально. Значит, я не ошибся с расчётами, и моя теория получила подтверждение по основным позициям. Кое-чему я несказанно рад... – Филх не мог сдержать счастливой улыбки.

– Чему же? – Сэм посмотрел на него с интересом.

– Я на пути к человеку-невидимке! Я ведь работал над этим раньше. Правда, не так много, как над прибором времени. Осталось понять, как это удалось. Этим мы убьём сразу двух зайцев – научимся делать голограмму видимой в другом времени и невидимой – в нашем! Я буду использовать этот же прибор! Сможем выкрадывать из музеев всё, что ни захочешь! И всё, что захочешь! Кстати, известный научный ляп в литературе: человек-невидимка должен был быть слепым из-за невозможности поглощения световых волн прозрачными молекулами родопсина. Но только не мой человек! Мой человек-невидимка – совершенно другой случай!..

Филх и вправду радовался как ребёнок, получивший новую игрушку, а Сэму почему-то в этот миг стало ужасно одиноко. Ему было жаль – себя, своего двойника в оранжевом скафандре, угрюмого Лоуренса, не ведающего, что идёт на смерть. И всё это – помноженное на бесконечность. Это как проклятие, посланное свыше, но за что? За какую провинность? Пора, пора положить этому конец.

– Теперь мне будет, чем заняться до следующего раза! – продолжал ликовать Филх. – Сэм, ты ещё не отказался от этой затеи? – внимательно посмотрев в глаза другу, спросил он.

– Нет, это же единственный мой шанс всё исправить, – ответил Сэм.

Филх вздохнул.

Снова началось томительное ожидание – для Сэма, но не для Филха. Доктор рачительно использовал каждую минуту. Он усовершенствовал антенну, благодаря чему получил возможность распознавать временные слои задолго до пересечения с ними. Также ему удалось найти некое подобие закономерности в их появлении. Он больше не говорил, что время – это река, но изрёк однажды, что оно «по своей топологии скорей напоминает клубок шерстяных ниток, намотанных крайне небрежно».

Вооружившись всеми этими новшествами, друзья продолжали ждать, но теперь «гость» не мог застать их врасплох, как было в предыдущий раз. Теперь они заранее знали, что ближайшие две недели, например, могут спать спокойно.

И вот по прошествии трёх месяцев на горизонте их ожиданий слабой звёздочкой засияла надежда. Временной слой, который вскоре должен был пересечься с их действительностью, отстоял по времени чуть более чем на тридцать лет, точнее – на тридцать лет и шесть месяцев. В иные времена они с негодованием откинули бы мысль о путешествии, которое продержало бы Сэма на чужбине полгода до желанной встречи с двойником. Но, увы, в свете новых открытий грядущая петля представлялась им оазисом в пустыне, потому что после неё обещалось затишье на долгое время.

Так или иначе, Филх был против. Не сможет Сэм усидеть в кресле столь долгое время, дожидаясь своего двойника. Конечно, его голограмме не возбранялось искать встречи с «объектом» до наступления рокового дня, но вероятность того, что «объект» находился на Марсе в это время, была ничтожно мала. А говорить о том, что экономически неосуществимо поддерживать голограмму в течение столь длительного времени из-за трат энергии, вообще излишне, так как это понятно всем и каждому.

Тем не менее, всё внимание сосредоточилось теперь на «перспективном» временном слое, по мере приближения которого выявлялись и другие неблагоприятные его характеристики. Открылось, например, что угол пересечения с ним был куда больше 90 градусов, установленных доктором как крайний предел.

– Это означает следующее, – говорил Филх. – Мы сможем послать голограмму, но очень скоро «гостевой» слой удалится от нашего на непреодолимое расстояние. Как следствие, мы не сможем поддерживать с ним связь, и твоё пребывание там закончится.

– Я полечу, – вдруг сказал Сэм. – Я сам, а не моя голограмма. И на этот раз я постараюсь довести дело до конца.

– Но...

– Никаких «но». Готовь аппаратуру, – решительно сказал Сэм, и в его голосе послышались железные нотки.

– Хорошо, – сказал Филх примирительно. – Но всё-таки... Как?! Как, чёрт возьми, ты собираешься жить там – без денег, без средств к существованию. Наши карточки ничего там не значат! Без всего... Без жилья! Ты знаешь, социальные службы вычислят тебя за считанные деньки, как бы ты ни маскировался.

– И всё же я попробую. У любого человека, даже бездомного, есть права. Я воспользуюсь этими правами и буду прозябать на Марсе, пока не выполню свою миссию. И у меня есть ещё одна существенная причина... Сколько, по-твоему, мне осталось? Вот, то-то же. Я просто не доживу до следующего благоприятного случая. Мне нечего терять. Кроме тебя, конечно.

– Но с этой потерей ты готов смириться... – обиженно промолвил Филх.

– Нет дружище, ты не понял, ты у меня есть. У меня нет самого себя. Судьба обошлась со мной несправедливо, я должен всё исправить.