Обратная сторона Европы (СИ)

В первые же дни пребывания в прошлом Сэм побеспокоился о своём, так сказать, безличии. Иного выхода не было. Он начисто стёр дактилоскопический рисунок с пальцев. Причём сделал это так топорно (или искусно, что в данном случае одно и то же, так как соответствовало его намерениям), что по всем признакам это походило на результат несчастного случая. Да, было больно, ну и что с того? От этой операции его пальцы покрылись отвратительными, царапающими шрамами. Целый месяц Сэм ходил с забинтованными руками – бинты быстро пачкались и выглядели неаккуратно, но с этим пришлось смириться – у него не было денег, чтобы каждый раз покупать новые. А слишком часто бывать в медпункте, как и в любом другом общественном месте, ему казалось опрометчивым: важно было не примелькаться.

Намного проще и безопаснее было сделать эту операцию в своём времени, но тогда подобная мысль не приходила ему в голову, а если и приходила, то быстро улетучивалась. Сейчас он понял, что такое легкомыслие не имело под собой оснований. Так или иначе, его биометрические параметры были прямой наводкой на «другого Сэма». А чего нельзя было допустить, того нельзя было.

Скафандр и усилитель сигналов времени Сэм сдал в камеру хранения сразу по прибытии. И то, и другое олицетворяло его надежду когда-нибудь вернуться в своё время, к Филху, способному позаботиться о нём на старости лет.

Не будет лишним заметить, что по прошествии шести месяцев от респектабельности в наружности Сэма не осталось и следа. Выглядел он весьма плачевно. Руки в каких-то грязных бинтах, неопрятная одежда, длинные свисающие пряди – это полбеды. Самым печальным в его облике было отсутствие правой ноги до колена.

О потере ноги, то есть протеза, стоит рассказать подробнее.

Что скрывать, настал день, когда Сэму было нечем позавтракать, не говоря уж о том, чтобы оплатить гостиничный номер – он и так давно уже скитался по туалетам и тёмным закоулкам. И тогда он обратился к обществу таких же неприкаянных, каким был сам. Вот где пригодилось его логическое мышление и натренированная, хоть и ослабленная старостью, память. Сэм стал играть в азартные игры и преуспел. Благодаря выигрышам он держался на плаву некоторое время, пока приятели-картёжники не объединились и не обобрали его до нитки. Желая отыграться, он, к всеобщему ликованию, поставил на кон свой протез – единственную оставшуюся у него ценность. Кое-кто из новых знакомых, а именно молодой парень по имени Матеуш Новак, отговаривал его от этой дурной затеи, но напрасно. Сэм был уверен в победе, однако проиграл. С тех пор он передвигался на алюминиевых костылях, которые ему раздобыли всё те же приятели. Играть Сэм не бросил – как-никак, это был единственный источник его доходов, но урок пошёл ему на пользу. Отныне он был настолько любезен, что позволял себя обыгрывать – не всегда, но время от времени.

В своих скитаниях Сэм забрёл однажды в маленькую церковь, обустроенную в четвёртом куполе. Он и не подозревал о существовании на Марсе прихода для верующих. Церквушка была сверх всякой меры стерильна, ненатуральна, как будто только что сошла с конвейера. Да и прихожан, по всей видимости, кот наплакал. Зато пастырь казался истинным слугой господа. Сэм нашёл тут если не веру, то хотя бы покой и сострадание. Он много разговаривал с отцом Александром, в основном их беседы заканчивались спором, в конце которого Сэм, возмущённый спокойствием и бесстрастностью духовника, разворачивался и уходил. Но всегда возвращался. Ему всё равно нравилось это место.

Сэм размышлял о превратностях судьбы, вспоминая свой «последний день». Тогда он не прислушался ни к одному из знамений, а ведь их было немало: приближающаяся буря, обвал грунта под ногами... Однажды он поговорил о знаках судьбы с Александром. В ответ священник протянул ему маленький бронзовый крестик. Сэм удивился, но принял дар с поклоном. Изображение на крестике было почти стёрто, настолько он был старым.

…

Наконец, наступил день, ради которого всё и затевалось, 14 февраля 2050 года. Видок у Сэма был ещё тот, но это можно было исправить. Он собирался попросить у Александра чистую одежду. А чтобы «объект» случайно не признал в нём самого себя, залепил левый глаз медицинским пластырем. Когда Сэм всматривался в своё отражение, решая, как отнестись к возникшему контрасту белоснежного пластыря с потёртой физиономией, то заметил в зеркало приближающихся с двух сторон людей в серой форменной одежде. «Приехали», – почему-то равнодушно подумал он.

Сэм знал, что за ним следили, но всегда был очень осторожен. Предпочитал находиться на виду, в людных местах. Этим он обеспечивал себе алиби, которое могло пригодиться ему при известных обстоятельствах, и успокаивал бдительность так называемых социальных служб.

Они шли быстро, и у него не было возможности убежать или незаметно смешаться с толпой. В утренний час под куполом малолюдно. С того места, где он стоял, Сэму был виден пепельный лоскут неба, которое только расцветало, чтобы чуть позже налиться дивной жемчужной розовостью…