Обратная сторона любви

– Убийца здесь лежит. Я сам хотел, смелости не хватило. Думаете, я вам его сдам? Ничего я вам не скажу, хотите – сажайте.

Худой кивает его словам.

– Перед тем как его сбросить, они всю семью убили. Мать. Жену. И ребенка.

Полевой меняется в лице, но держит удар.

– Я тоже семью потерял. Квиты…

В дешевом придорожном мотеле Меглина накрывает. Дрожит рука, гримаса дергает щеку, голова клонится набок, он словно сломанная игрушка, завод которой не кончился, и ему приходится придерживать одну руку другой, пока работница мотеля делает записи в журнале. На экране маленького телевизора за ее спиной – новости. Черви с экрана лезут Меглину в голову.

– …скончался после падения с крыши… на месте работает следственная бригада. Правоохранители пока воздерживаются от комментариев, но, как вы видите…

Работница мотеля дает Меглину ручку, чтобы он расписался в журнале. А сама пока переключает ТВ на сериал, и Меглин, повинуясь инстинкту, запускает в нее ручкой. Она вскрикивает.

– Назад!..

– Ты что, больной?!

Есеня удерживает Меглина одной рукой.

– Переключите.

– Психические. На ночь глядя.

Работница переключает ТВ обратно.

– …погибло три человека, вся семья Тушина. Мы просим впечатлительных, больных и малолетних зрителей отойти от экрана.

Через мгновение на экране – заблюренные съемки с места преступления. Но детское тело узнать можно. Меглин смотрит на экран. Есеня же видит, как работница отходит подальше и звонит куда-то, избегая встречаться взглядом с Есеней. Есеня спешит увести Меглина. Они садятся в машину. Меглин сидит на переднем сиденье. Есеня – за рулем. Вера в переноске сзади. Меглина трясет, он перебирает губами, смотреть на него страшно.

– Невозможно. Все, хватит. Мы ничего не можем сделать! Уедем. Далеко. Потеряемся.

Автомобиль проносится мимо дорожного указателя.

– Автодорога Сочи – Адлер, отель и казино!.. Триста километров!.. Ростов – двести семьдесят километров! Куда прятаться?..

Это был выкрик гнева.

– Мы бросаемся в глаза. Псих и мать с грудным. Нас возьмут быстрее, чем у тебя приступ начнется, ты сам постарался, думаешь, куда она сейчас звонила?

– Умный, а дурак… Руки.

– Что – руки?

– Главным был, которого с крыши сбросили. Семья прицепом. Семью они сами убивали. Он не говорил им – как.

– Ты… хочешь сказать…

– Почерк. Там они себя показали. Настоящих. Там их нутро. От сердца убивали, не по разнарядке.

Голова его продолжает трястись, но теперь это кивки, подтверждающие уверенность. Однако Есеня продолжает сомневаться.

– У нас нет доступа к телам. К уликам.

– Да есть он, есть!

Короткий хохот. Скорее, пугающий. Меглин хватает руль и выкручивает на поворот.

– Ты что?!

– Давай назад!

В опоясавшем многоэтажный дом кольце припаркованных машин нога Меглина сбивает зеркало с машины, и следом верещит сигнализация. Через минуту из подъезда на стоянку выбегает Антоныч, в торопливо наброшенной на пижаму куртке и домашних тапках.

– Здоров, Антоныч. Как сам?

– Родион?..

Из тени выходит Меглин. Антоныч нервно оглядывается.

– Вот что. Мы сейчас с тобой прокатимся кой-куда. Не против?..

– Не получится. У меня… все дома. Удостоверение, ключи..

– Ну так давай домой к тебе зайдем. С детьми познакомишь.

Антоныч медлит. Меглин коротко свистит – выходит Есеня с ребенком, и это удивляет Антоныча даже больше, чем визит Меглина. Он уходит домой и через пару минут выходит с ключами и документами. Антоныч за рулем. Есеня и Меглин сзади.

– Я всем говорил – это не ты!.. Не он… Вы Меглина не знаете… Он на такое не способен…

– Способен же. Ты знаешь.

– Родион, у меня дети. Есеня, ну ты ему скажи…

Машина останавливается у КПП. Меглин подается назад, в темноту салона, вытягивает руку – и в шею Антоныча со стороны подголовника упирается лезвие ножа.

– Тихо сиди. И ровно. Руки трясутся.

Антоныч опускает стекло. Из будки охраны выглядывает заспанный охранник.

– Ты чего ночью?

– Попросили… Срочно. Ты ж их знаешь…

Охранник недовольно мотает головой, почти не глядя, открывает ворота. Антоныч открывает молнию на мешке с телом. Есеня морщится, Меглин смотрит, как прикованный.

– Всех – так?

– У всех троих вырезаны глаза. Пробиты отверткой уши. Перерезано горло, от уха до уха. И разрезаны ладони, крест-накрест.

– Он делает их немыми. Они не могут видеть, слышать, говорить. Но почему ладони?..

Родион смотрит на тело тяжелым взглядом, словно в оторопи.

– Родион?..

– Я… где-то видел… Что еще там было?

Антоныч выкладывает на стол прозрачные пакеты с уликами и короткими записками на бумажных листках – когда и где изъято, номер дела. Меглин берет пакет с заляпанной кровью детской игрушкой и морщится, как от удара током, на мгновение оказавшись в прошлом – где струя крови падает на стену и свет лампы отражается в широком лезвии кухонного ножа. А в настоящем Есеня вдруг находит среди улик пакет с дешевой «Нокией». Смотрит на Меглина.

– Такой же был у Жени…

Она надевает перчатки, достает телефон из пакета, рассматривает. На задней стенке – царапины.

– Это не их телефон. Здесь пин-код.

– Мало ли, чтоб не забыть…

– Четыре единицы? Я думаю, он оставил его нарочно. Для нас.

– Включи.