Обратная сторона Луны

Однако Кашев никогда не сталкивавшийся с ожившими трупами не понял всей черной иронии прозвучавшей в словах своего командира.

— Только, боюсь, на Сему мундира не найдется.

— Значит поедет в багажнике, — фыркнул Василий.

— Может не согласиться. Он — человек упрямый.

Василий резко повернулся к Кашеву и замер. Не смотря на сгустившиеся сумерки он отлично видел своего зама. Перед ним и в самом деле был настоящий немецкий офицер. Форма оберфюрера идеально подошла командиру диверсионного отряда. А к тому времени, как они доберутся до усадьбы будет глубокая ночь. Хотя лучше появиться под утро. Часовые будут сонными и не станут внимательно рассматривать задержавшихся гостей.

— Так как же с Семой?

— Решим на месте… К тому же можно просто приказать. Меня больше волнуют прострелянные колеса. Не помните, там были запаски?

— Одна была точно.

— Ладно, пошли, посмотрим, что можно сделать. Время у нас много. В усадьбе надо появиться перед рассветом… В общем, главное ввязаться в бой, а там решим, что делать.

Глава 2 СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ Из воспоминаний Григория Арсеньевича Фредерикса (начало)

Даже отсюда вижу твои плутоватые глазёнки…

А. Аверченко

«Приятельское письмо Ленину».

(Данная рукопись, которую можно было бы озаглавить как «Мемуары барона Фредерикса» была обнаружена экспедицией 2155 года в руинах древнего города на обратной стороне Луны. Сочинение само по себе очень объемно, поэтому в данной книге мы приводим лишь фрагменты рукописи, касающиеся событий 1917–1918 годов.)

Что поразило меня в Петрограде восемнадцатого, так это запущенный вид города. Словно Северный фронт сместился сюда, и вот-вот из-за поворота покажутся немецкие каски и начнутся уличные бои. А эти безумные красные кумачи. Эти пикеты пьяных моряков в широких не по уставам клешах, перетянутые патронными лентами. И отовсюду доносится «Учредительное собрание», «Советы», «Смольный», «Троцкий». Все, словно по мановению волшебной палочки, стали «товарищами». Только одни «товарищи» пьяные и нанюхавшиеся кокаина открыто грабили «товарищей» позажиточней. На каждом шагу проверяли документы, причем «проверяющие» порой даже читать не умели.

Но начну по порядке. На подъезде к городу состав, на котором ехал я из Могилева, был остановлен людьми в кожанках и матросами. Пьяные, вооруженные до зубов они проверяли документы, пробираясь через набитые людьми вагоны. Хотя скорее они грабили, а не проверяли… Нескольких пассажиров, что выглядели побогаче, высадили из состава, и что с ними случилось дальше можно только догадываться.

Особенно поразил меня один комиссар с передними золотыми зубами и зековскими кольцами-наколками на пальцах. Последний раз я видел людей с такими наколками в четырнадцатом во время инспекции в Крестах. А как он лихо шарил по чужим вещам. Когда он сдирал кольца с пальцев одной из пассажирок, мне пришлось отвернуться, уставившись в заледенелое стекло вагона. Я старался не слышать ее плача и завываний. Что до меня, то я бы не раздумывая поставил бы этого «революционера» к стенке и рука не дрогнула бы. Но у меня было свое дело, своя миссия, и на меня надеялись важные люди.

К счастью у меня были хорошо выправленные документы. Лавр Георгиевич лично хлопотал об этом, хотя сделать это сидя под арестом в отеле «Метрополь» было довольно сложно. Впрочем к тому времени, как я добрался до Петербурга ситуация сильно изменилась. Ходили слухи, что и Корнилов и весь его штаб освобождены…

На Николаевском вокзале меня встретил огромный кумач: «Землю — крестьянам». Кумач, побитый непогодой, пошел подтеками и пятнами, отчего казалось, что он и в самом деле покрашен не на фабрике, а вымочен в человеческой крови.

В конце платформы горел маленький костер. Жгли какие-то бухгалтерские книги и обломки старинной резной мебели. Над костром грели руки несколько человек в дешевой одежде с грубыми, небритыми лицами. По кругу шла огромная бутыль самогона, видно конфискованная у кого-то из не слишком расторопных пассажиров. В этот раз я вновь порадовался, что в свое время по настоянию генерала Эрбдели сменил свою офицерскую шинель на простую солдатскую, да еще к тому же сильно ношенную. Добавьте к этому фуражку без опознавательных знаков и поношенный старый вещмешок. В общем, обычный дезертир, бежавший с развалившегося южного фронта.

Однако все это меня не интересовало. У меня было конкретное задание, и мне надлежало его выполнить. На транспорт надежды было мало, да и ямщиков, обычно толпившихся возле вокзала сейчас видно не было.