Обратная сторона. Невидимый мир

Я не считала ступеньки специально: мозг будто против моей воли отнимал каждую пройденную из страшной цифры – 1567. Я устала где-то на двадцатой. Хорошо, что я понятия не имела, сколько времени занял наш подъём. Где-то к 160 ступеньке я начала думать о том, что Дэниелу придётся сильно постараться, чтобы отблагодарить меня за помощь. На 214 я присела отдохнуть, хотя Майлз упорно твердил, что нельзя сбиваться с ритма. Он стоял надо мной, скрестив руки на груди, и на секунду даже напомнил мне нашего строгого командира. Наверное, поэтому я так быстро поднялась на ноги и продолжила путь, игнорируя тупую боль в мышцах. На 500 ступеньке я поняла, что мне уже всё равно, куда мы идём и зачем. Всё это время мы молчали: я – потому что не было сил, а Майлз – потому что был сосредоточен на своих мыслях. Судя по его виду, он вновь вспоминал день нападения и жестокие слова Сэма.

К 982 ступеньке я уже забыла о боли в ногах. Подъём стал даваться неожиданно легко, будто кто-то взмахнул волшебной палочкой и сделал меня супервыносливой.

Последние двадцать ступенек Майлз считал вслух.

Оказавшись на восемьдесят шестом этаже Эмпайр-Стейт, я с высоты птичьего полёта посмотрела на опустевший и заросший сорняками Нью-Йорк. Это было мрачное зрелище, и Майлз, стоявший рядом со мной, даже не стал задерживать взгляд.

– Давай флаг, Обри.

Я послушно выудила из-под куртки ткань. У Чарльза получилось закрепить его почти на самом шпиле, но ни я, ни Майлз не знали, как это ему удалось, и потому мой приятель просто прикрепил его к одному из железных прутьев смотровой площадки.

– Готово. Ты уверена, что это сработает? Как он вообще увидит эту тряпку?

– Я же как-то увидела… Не знаю. Нам остаётся только надеяться, верно?

И хотя про себя я подумала, что всё это может оказаться бесполезной затеей, признавать этого перед Майлзом не хотелось. Он был просто одержим идеей помочь Дэниелу, и мне точно не хотелось быть той, кто лишит его надежды.

Итак, оставалось только ждать и надеяться, что Чарльз заметит послание.

Мы, не задерживаясь больше ни на минуту, двинулись к больнице. Ориентира в виде длинного шпиля у этого здания не было, поэтому пришлось полагаться только на нашу память, и она, к моему – ещё бы! – удивлению, не подвела. Идти в больницу одной было страшно после того ужаса, с которым я столкнулась там. Майлз решил побыть со мной, пока Чарльз не придёт. Мы оба уселись на пол в том самом коридоре, по которому совсем недавно я убегала от Сущности.

– Эй, Обри?

– М-м?

– Герта сказала, что там, в отеле, вы смогли сбежать только благодаря чуду.

– Ну, вроде того.

– Как думаешь, что это было?

– Возможно, это глюк в матрице? В этом мире всё пытается нас уничтожить, Майлз. Что бы это ни было, вряд ли для нас это хорошо.

– В матрице? Чёрт, Обри, сколько же тебе лет? О, прости. Я не хотел тебя обидеть. Просто вспомнил про фильм и всё такое…

Я легко толкнула его в плечо и улыбнулась:

– Ну, это не обязательно так, верно? Может, этот мир и вовсе желает нам помочь, а я зря наговариваю?

– Тогда зачем этому миру Сущности? Эти жуткие твари точно никого не спасут.

Припомнив леденящий душу крик Сущности и сияние, от которого пришлось старательно прятать глаза, я рвано выдохнула. Майлз взял меня за руку. Его прикосновение было тёплым и нежным, совсем не похожим на мёртвое дыхание бестелесного монстра.

– Какие они? Ну… эти существа.

– Сущности. Они бесплотные, безликие и… отчаявшиеся. И поэтому они – само воплощение ужаса.

Майлз дёрнул плечом. Я точно знала, о чём он подумал сейчас. Как скоро мы все превратимся в Сущности?

– Меня отключат при первой же возможности, – вздохнул парень.

– Майлз, я не верю, что родители так с тобой поступят, – ответила я.

– Ты их просто не знаешь.

– Я и своих-то не знаю.

– Ты можешь представить… Например, твоя мама. Какая она? Какой у неё цвет волос?

– Думаю, что она… – я накрутила свой локон на палец. – Я вполне могла унаследовать её блондинистые волосы. И красоту, конечно!

– А скромность от отца, да?

– Или она из тех, кто любит эксперименты. Яркие цвета, необычные стрижки, пирсинг в разных местах, татуировки и всё такое…

– Не-а, не думаю.

– Почему это?

– Просто… У меня такое ощущение, что твоя мама скорее носит туфли по цене годовой зарплаты офисного работника и всех вокруг зовёт «дорогушами». Совсем как мать моего лучшего друга, Дейва…

– Интересное предположение. А я, получается, бунтарка? У меня вот есть татуировка.

– Серьёзно? Покажи!

Я задрала рукав и продемонстрировала Майлзу рисунок на запястье. Мои личные солнце и полумесяц.

– Где-то я такое видел.

– Правда? Где?!

Он нахмурился, пытаясь вспомнить, но спустя минуту покачал головой.

– Прости, ничего не приходит в голову. Может, это просто очень популярный шаблон для татуировки?

– Может… – он виновато опустил глаза в пол, уже жалея о том, что поднял эту тему, и потому я решила продолжить. – Значит, ты считаешь, что моя мать любит дорогие туфли?

– Наверняка и ты тоже.

– Хм-м… Знаешь, сомневаюсь насчёт туфель. Представь, как я бы забиралась по этим ступенькам, будь на мне пара дизайнерских «Манель».