– Поэтому классификацию общественных движений в своем главном философском труде «Истинно верующий» вы очень метко сравнили с биологическими таксонами?
– Помидор и черный паслён – белладонна относятся к одной семье Solonaceae, и хотя помидор съедобен, а черный паслён ядовит, оба они имеют много общих морфологических, анатомических и физиологических свойств.
Потрясающая модернизация Японии в накаленной атмосфере групповой сознательности и гибель Российской империи в 1917 году – тоже в сущности одного поля ягоды.
– То есть ислам, буддизм, коммунизм, фашизм и иже с ними в действительности имеют одинаковый корень?
– И этим корнем является жажда перемен.
– Однако перемен жаждут не все. Люди, нашедшие свое место под солнцем и твердо стоящие на ногах, очень не любят что-то менять.
– Согласен, не любят, поэтому в игре истории обычно участвуют лучшие и худшие, те, которые сумели подарить надежду, зажечь энтузиазмом массы, и те, кто за надеждой потянулся. Неудачник, обнаруживший, что появился шанс себя зарекомендовать, будет бесконечно предан новой идее, то есть будет настоящим «Истинно верующим».
– Значит, для начала принципиально нового течения в коллективе должно скопиться достаточное количество «Истинно верующих»?
– Как правило, это сигнал о разложении существующего режима. Массовые движения всегда носили цикличный характер. За изобилием «Истинно верующих» появляется лидер. Как правило, это человек, презирающий действительность, как таковую, он не способен к практическим действиям в настоящем, зато красноречиво описывает иллюзорное будущее. Именно такое, какого не достаёт «Истинно верующему».
– Что помогает не попасть под его влияние?
– Здоровое равнодушие. Противоположность религиозного фанатика – это не убежденный атеист, который сам является фанатиком, а благодушный циник, безразличный к тому, есть Бог или нет.
– А антоним понятия «Истинно верующий» – это, надо понимать, скептик?
– Умение сомневаться – вот черта, отличающая здравомыслящих людей.
– Спасибо вам, мистер Эрик Хоффер. Вы преподали замечательный урок сомнения, как своему поколению, так и потомкам.
Впервые за несколько месяцев я крепко и сладко заснула. И меня уже не разбудила тупая ноющая боль.
Я проспала? Отлично, имею право.
Что-то вчера случилось хорошее, как будто мне, наконец, вырвали очень больной зуб. Ах да, это Клаус.
Большинство окружавших меня мужчин, особенно молодых, считали главным достоинством голоса его громкость и старались друг друга переорать. Спокойный, мягкий и вместе с тем уверенный голос Клауса выгодно выделяется в такой среде, вот бы пустить его в эфир. Эта мысль уже крепко осела в подсознании, но тема мне все еще казалась слишком провокационной. Огромная глыба постепенно превращалась в статую, и эта статуя вопреки ожиданиям оказывалась не принципиальным злодеем, а одураченным мальчишкой, нашедшим в себе силы на последний отчаянный бунт. Как к нему отнесутся? Даже на уроке сомнения такая история оказывалась задачей повышенной сложности.
Но омрачать приподнятое настроение мне сегодня не хотелось, и я снова мысленно вернулась к нашей вечерней прогулке и к тому, что Клаус, подаривший мне искренние, не дежурные слова, не лукавил, он действительно считал, что мы стали друзьями, и это было приятно. Да нет же, это было замечательно…
– И все-таки я простудился, – немного виновато сказал по телефону Клаус.
– Проклятье!
Болтать по пустякам с привлекательным мужчиной, который за время разговора ни разу не посмотрел на часы, оказалось так здорово, что я совершенно упустила из виду то, что холодным ноябрьским вечером он промок до нитки.
– Пустяки, отлежусь и через пару дней буду как новенький.
– Так не годится. Вчера ты отказался от ужина, и я не настаивала, но позволь хотя бы завтрак тебе приготовить?
– Пожалуй, не откажусь.
Пока я размышляла, как должен выглядеть завтрак немца, вспомнила картинку в роскошной книге Шломо «Хлеб всего мира».
В тот день мы вместе пекли штрудель. Хотя говоря по совести, штрудель пек Шломо, а я по обыкновению любовалась им и приводила в негодность все, до чего могла дотянуться, пока он окончательно не потерял терпение и не скомандовал:
– Встань с арфой на табурет и вдохновляй меня на творчество.
Я стала листать одну за другой глянцевые страницы – американские роллы, итальянская фокачча, английский маффин, брецель – немецкий соленый крендель. Аппетитная картинка. Я живо представила, как отвратительный Христиан Рейтенбах впивается острыми клыками в этот самый брецель и захлопнула книгу.
Сейчас мне этот день уже казался таким далеким.
Тем не менее, один вопрос был решен. Гуляя по близлежащим к отелю улочкам, я замечала одну симпатичную булочную и, судя по благоговейному отношению венгров ко всему немецкому, там обнаружится и искомый крендель.