Обратная сторона смерти

Однажды против своей воли Женя стала свидетельницей того, как пришла к тетушке благородная вдовица, дабы заложить последнее, что осталось от покойного ее супруга — золотое кольцо с редким, как оказалось, камнем. Деньги вдовице требовались, дабы прокормить своих малюток и не оказаться на улице, куда грозил выгнать семейство бессердечный хозяин. Тетушка назвала сумму, но та показалась вдовице слишком маленькой.

— Побойтесь бога, Лизавета Никитична, ведь цена перстню во много раз больше! — донесся до Жени, притаившейся под столом и надежно скрытой скатертью, а также знавшей, что если уж так вышло, то надо сидеть, аки мышка, не шелохнувшись, иначе будет конфуз и ей, и особливо тетушке, за что та непременно Женю отстегает ремнем, заставит стоять в углу на коленях, а потом запрет в подвале (в подвале жили крысы, и Женя очень их боялась).

— Знаю, матушка, не дура, чай, — ответила тогда тетушка. — Сапфир редкий, звездчатый. Да к тому ж огранка старинная, индийская. И еще надпись на одной из граней — буковки латынские, поди стих из самого Священного Писания. Коллекционеры за такой отвалят много.

— Вот к ним я и пойду! — ответила вдовица.

А тетушка затряслась в смехе:

— Чего же тогда ко мне завернула, матушка? Сразу бы к ним путь и держала! Ан нет, ко мне стопы направила. Сказать почему? Потому как перстень краденый! И не смотри так, ты ведь знаешь это и сама. Память у меня хорошая, и хоть прошло уже лет двадцать пять, если не все двадцать семь, помню, что похитили его тогда у графини Милорадович, да с прочими украшениями, да проломив несчастной голову!

Женя помнила, как в комнатке разом все смолкло, как будто наступила пауза в театральной постановке. А потом раздался тихий голос вдовицы:

— Лизавета Никитична, грех такое говорить! Откуда у нас перстень, добытый кровью убиенной, иметься может?

— Ну и я тем же вопросом задаюсь, — просюсюкала тетушка. — Хотя, сдается мне, лучше сообщить в полицию, там люди умные, во всем разберутся. Правда, есть и у меня подозрение, что муж твой, матушка, причастен был к убийству. А ты сама разве не работала горничной в богатых домах? Проверить бы тебя, матушка, надобно, может, и выяснится, что была ты тогда служанкой у бедняжки графини.

— Не губите, Лизавета Никитична! — возопила вдовица, падая на колени, что Женя увидела сквозь бахрому свешивавшейся со стола скатерти, как сквозь прутья решетки. — У меня же детки малые, несмышленые…

— А у графини ведь тоже детки были. И сама она на сносях была. Но убивца это не остановило, злодей все равно руку на нее занес, дабы драгоценности ее фамильные себе присвоить!

Тетушка, при всей своей религиозности, когда речь шла о собственной прибыли, была особой на редкость беспринципной и аморальной. На глазах Жени она забрала кольцо с сапфиром, зная, что то добыто ценой кровавого преступления, и дала за него вдовице даже еще меньше, чем назвала вначале. А под конец сказала:

— Дуру-то из себя не строй, матушка, я чую, что ты и твой муженек припрятали драгоценности на черный день. Если какие еще вещицы сохранились от графини, ко мне неси. Да, денег много не дам, но и тебя никто на руки полицейским шпикам не кинет. Так что сама решай — или на каторге лямку тянуть, или грошик от меня получить.

Долго тогда сидела Женя потрясенная. Девочка не в состоянии была уяснить, как же тетушка ее, которая за то, когда зеваешь и рот после этого не крестишь, по лбу ложкой оловянной била, тетушка, которая и Ветхий и Новый Заветы наизусть знала, тетушка, постившаяся и жертвовавшая церквам и монастырям, вдруг оказалась поклонницей золотого тельца и пренебрегла всеми законами — не только человеческими, но и божескими.

А Елизавета Никитична все любовалась перстнем. Потом, уходя на другую половину, расположенную за металлической дверью, туда, где хранились все закладные предметы, пробормотала:

— Ничего, ты мне, матушка, все графинины вещички по одной принесешь… Я на них такой капитал сделаю!

Тетушка оказалась права — вдовица наведывалась к ней регулярно, только о чем она с ростовщицей говорила и какие еще похищенные вещи приносила, Женя уже не ведала. Потому что не выпало ей больше счастья-радости оказаться под столом в тот момент, когда тетушка принимала очередной визит постоянной клиентки.

И уяснила себе Женя то, что душа любого человека — потемки. Что под личиной кроткой, жизнью побитой вдовицы может скрываться бывшая горничная, соучастница кровавого преступления. И что старомодный капор на голове ее тетушки принадлежал вовсе не богобоязненной старушке, а прожженной деляге и христопродавице.

Неужели и она сама, Женя Тараканова, не только милая и любознательная девочка, но и у нее имеется второе лицо — страшное, монструозное, внушающее трепет? Такое, как будто посмотрел человек в зеркало, а оттуда на него глянул Змей Горыныч, души его черной отражение?

Как видим, Женя была юным философом, хотя, конечно, не подозревала об этом.