Обратная сторона вечности

Теперь я говорю, что был очень занят, что долгое время не имел сил и власти сюда прийти. Это отчасти правда. Чтобы проникнуть на Арнемвенд и оставаться здесь на какое-то время, нужно тратить столько энергии, что ни о каком серьезном могуществе речи нет. Поэтому мы и являлись на короткий срок. Меня всегда удивляло, что Каэтана может свободно себя чувствовать в этом пространстве. Но когда захотел, я же пришел. Почему нет остальных?

— Я бы дорого дал, чтобы понять это, — сказал Змеебог.

Траэтаона решил, что ослышался:

— Ты хочешь сказать, что не знаешь ничего о судьбе моих родичей?

— А откуда мне знать? — спросил Джоу Лахатал. — Они мне писем из изгнания не писали.

— Но ведь это же вы отправили нас в изгнание! Ладно, шут с ним, с нашим скорбным прошлым. Главное что мне от тебя нужно, это чтобы ты открыл проход…'

— Ну, заладил! — взрывается Змеебог, который, как не раз упоминалось, не отличается спокойным и выдержанным характером.

В тронном зале повисает тишина.

Вечный Воин с трудом понимает, что происходит. Он не видит никакой злой воли со стороны Джоу Лахатала, он чувствует, что тот над ним не издевается, посмел бы! — но что тогда мешает ему помочь Древним?

Бессмертные топчутся у дверей, но не решаются войти. Они хотят вмешаться в разговор, но им не хочется испытать на себе гнев двух грозных богов.

Наконец Джоу Лахатал решается.

— Видишь ли, — начинает он неуверенно, — видишь ли, Траэтаона. Вся проблема заключается в том, что я уже очень давно открыл все проходы и снял все запреты, когда-либо мной поставленные…

В Аллаэлле происходят странные вещи. Даже старики не могут припомнить ничего подобного и путного ничего не советуют.

Страх, паника, ужас.

И только в королевском дворце все по-прежнему тихо. Король Фалер счастлив и жестоко карает всякого, кто осмеливается заговорить с ним на неприятные темы. Он словно не замечает, что дворец обезлюдел. Почти все придворные сочли за благо удалиться в. добровольное изгнание. Многие из них живут в своих загородных виллах, подальше от безумного монарха и его фаворитки. Те, кто побогаче и поумнее, вообще предпочли покинуть страну и теперь находятся в Мерроэ и Тевере, Таоре и Сарагане.

Правление Бендигейды Бран-Тайгир и кровавым не назовешь. Потому что количество пролитой крови превзошло все возможные описания. Народ безмолвствует, но вовсе не оттого, что согласен со своей судьбой. Просто у него нет выбора. О короле и его невесте редко вспоминают за теми проблемами, которые возникли с недавнего времени.

Все легенды о кошмарных тварях, о ночных вампирах, о загадочных убийствах, от которых прежде мороз шел по коже, нынче кажутся детскими сказками по сравнению с действительностью.

Горькая она, эта действительность, и безнадежная.

Цветущий некогда Аккарон невозможно узнать в обезлюдевшем, заброшенном, замусоренном городе, по которому жалкими тенями слоняются нищие, не имеющие убежища и крыши над головой. Торговля замерла, стране грозят голод и мор. Начинаются эпидемии страшных и неведомых болезней. Редкие отряды факельщиков ходят по предместьям и предают огню те дома, в которых поселилась смерть.

Порт замер. Даже чайки покинули его, а волны накатывают на берег какие-то серые, шипящие и злобные. Песок стал грязным. Корабли, которые остались в Аккароне, постепенно разваливаются — не столько от времени, сколько от ненужности и заброшенности. Непросмоленные, неухоженные, они гниют, как живые трупы, как свидетельство человеческого непостоянства и трусости.