Перебивая друг друга, мы с Вадиком дразним морскую свинку. Ее клетка почему-то оказалась в нашем трехместном номере. Она стояла в углу на неработающем холодильнике. Настроение у нас прекрасное, одно только настораживает, хватит ли денег на отдых. Вот если бы мы поехали на три дня, скажем, в Лондон, Рим, Ниццу – проблем нет. Но здесь… Еще недавно в «Ниве» проживали крестьяне, привозившие лук, картошку, свеклу на местный базар. Но грянула война. И наступил золотой век маркитантов. Хозяева гостиницы стригли бабки. Цены на проживание взлетели до уровня европейских.
Если вы попросите постирать, дать позвонить, сгонять за водкой-закуской, с вас тоже возьмут деньги, и немалые. Селяне покинули эту обитель. Теперь эта гостиница набита бойцами пера. Журналисты везде. Живут во всех комнатах, кладовых, подсобках, по ночам коридоры застилаются «пенками» и спальниками. На них тоже спят наши коллеги.
Хозяйка гостиницы – русская беженка из Чечни. Ее муж отсутствует. Говорят, убит. А мы рассуждаем так: он просто не хочет светиться. Фамилия-то у него для нынешних времен не очень модная – Дудаев. И хозяйка тоже Дудаева. Я не думаю, что это прямая родня президента Ичкерии. Во всяком случае, на гостиничный бизнес хозяйки фамилия не влияет. Денег она жнет здесь немерено, окучивает нас, а мы платим от безысходности. Где еще размещаться, не квартиру же снимать на три дня.
Мы не выходим из номера. Так, в общий туалет и обратно. Покупать провиант на улице самостоятельно запрещено. Хозяйский мальчишка по щелчку пальца приносит водку, хлеб, колбасу. Идти недалеко. Рынок за углом. Водка там стоит два-три рубля за бутылку. Минута, и она у нас на столе. По двадцать-тридцать рублей за пузырь. Все остальное подпрыгивает в цене в такой же пропорции. Пару раз в день к нам заглядывает госпожа Дудаева с листочком в руке.
– С вас сто пятьдесят рублей!
– Ого! Это мы что, слона купили?
– Три бутылки водки, пять порций пельменей, два батона хлеба, два лимонада… Да еще в душ ходили. Я знаю, вы в нем стирались.
– Стирались? Вот возьмите. Сто пятьдесят.
Едва хозяйка ушла, Вадик картинно протянул в сторону двери руку и гомерически захохотал.
– Вадь, что ты ржешь?! Нас элементарно грабят! Деньги заканчиваются!
Оператор картинно закинул в рот сигарету, прикурил и откинулся на подушку.
– А я ее обманул.
– Ага, ее обманешь, все записывает.
– А я еще в душе покакал, когда мылся!
– Вот, блин, народный мститель. Хрен я теперь пойду мыться!
Через три дня мы уже собирались назад. Посещение мира обходилось в копеечку.
Ящик Пандоры
Работы было полно, и мы возвращались в палатку лишь вечером. Нас ждали. Все вместе садились ужинать, заодно судачили.
– Слушайте, а что там роют вокруг нас, в поле?
– Так это бригаду новую формируют. Она здесь навечно останется, когда войска уберут. Лучших людей присылают! Самые сливки! Ну тех, кого не успели выгнать. Или не смогли. А тут вот она, оказия!
В нашей хижине было всегда тепло. Не жарко, не холодно, а тепло, это важно.
Вообще-то, в армии в каждой палатке на полевом выходе назначается надежный солдат-истопник. Казалось бы, дело простое: подкидывай дрова и не тужи. Нет. Перетопишь – искры из трубы, снаружи, попадут на полог, палатка сгорит. Причем за двадцать секунд, вместе с жителями. А еще, представьте, спите вы ночью, а истопник набил буржуйку дровами, надеясь покемарить, пока прогорит. Вам жарко, вы распахиваете спальный мешок, лежите открытый, потеете. Боец спит, печка тухнет, пространство моментально вымораживается – все, у вас воспаление легких. Поэтому! В ВДВ есть традиция: истопник, как бы ни было на улице холодно, должен сидеть перед печкой в трусах. Чтоб его первого пронимало, если уснет. Правда, русского солдата в трудное положение поставить нельзя. Он сам кого хочешь обведет вокруг пальца. Мне один офицер рассказывал. Проснулся я, говорит, ночью в палатке от холода. Смотрю, истопник на месте, в шапке, в бушлате, но печка горит. Ну, думаю, наверное, сейчас потеплеет, только подкинул. Опять проснулся, огонь горит, а в палатке вообще дубак! Вскочил – боец спит! А в печке за дверкой здоровенная свеча стоит – светит, будто дрова горят. Наш Чумаченко по поводу топки оказался настоящим мастером. Все было в ажуре.
Через несколько дней рядом с нашим хозяйством вырос огромный палаточный лагерь. Из него стали постреливать. Из автоматов. В нашу сторону в том числе. На эту тему за ужином язвили все чаще.
– Это двести пятая бригада…
– Ага, двести пьяная!
– Говорят, у них в день трупов пять-шесть. Небоевые потери. Сами в себя стреляют.
– Самоликвидаторы.
– А еще говорят, оружие у всех отобрали. Так потери снизились. До двух-трех человек в день.
Случился, однако, и в нашей хижине праздник. Тут мы однажды возвратились вечером, помочь разгрузиться вышел старина Чумаченко.
– Слыхали новость?
– Что такое?
– Капитан Бобро ящик водки нашел!
– Ящик? Подумаешь, эка невидаль.