Сеанс окончен! Надо сматываться. На улице ничего и никого толком не видно, а заработать «третий глаз» во лбу в таких рабочих условиях очень даже можно. Мы бодро забегаем обратно на лестницу и, похихикивая, спускаемся вниз.
Бой в городе – самый тяжелый. Противники друг к другу, нос к носу. Порой проще гранату кинуть, чем из пушки пальнуть. Или взять хотя бы авиацию. В Сирии ее применяют крайне редко. А как? Куда? Запросто можно в своих бомбу метнуть. «Дружественный огонь» называется. Американцы в Ираке и в Афганистане много так своих положили. Вернее, говорят, что много, точных данных об этом нет. А интересно было бы статистику узнать. А здесь… Вроде бы сирийская оппозиция потихонечку наращивает свою ПВО. Спасибо Западу и «Друзьям Сирии», подкинули они, говорят, бандитам партию ПЗРК «Стрела-2». Нехило!
Продолжая свое увлекательное путешествие, мы добираемся до огромного подвального гаража. Внизу, едва глаза адаптируются к темноте, я вижу группу сирийских солдат. Наверное, взвод, человек двадцать. Кто спит в спальниках прямо на бетоне, кто бродит по огромной площади. Назир берет меня под локоть и подводит к своеобразной экспозиции.
– Вот, смотри, трофеи. Взяли сегодня.
Вижу большое грязное покрывало. На нем разложены паспорта уничтоженных иностранных граждан и отбитые у оппозиции боеприпасы. Чудно. Вроде им Запад помогает, а тут в основном самоделки: минометные мины, причем видно, что оперение вырезано из листового железа обычной сваркой. И – ого! «Хаттабки»! Надо же, кавказский след! Самодельные гранаты. Я такие видел у нас на Юге, тоже в трофейном варианте. Цилиндрические металлические стаканчики длинной сантиметров пятнадцать, диаметром в пять-шесть. Залиты тротилом, наружу торчит бикфордов шнур. Поджигаешь и бросаешь. Интересно, это наши духи у арабов научились или наоборот? Судя по названию, к нам рецепт их изготовления привез Черный Араб, больше известный как Хаттаб. Был такой полевой командир из Иордании, которого у нас в Чечне отравили спецслужбы, а свои где-то там же, в горах, его и закопали.
Назир, успевший поболтать с военными, вполголоса мне докладывает:
– В этом районе у боевиков был штаб. И свой суд. Здесь же исполняли его решения. Казнили. И здесь же производство организовали. Боеприпасы делали.
Он ведет меня дальше. К загадочному агрегату с большой центрифугой и приделанному к ней пропеллеру от кондиционера.
– А это знаешь, что такое?
– Не знаю. Гравицапа?
– Что?!
Назир недоуменно пялится на меня. Как переводчика его, естественно, интересуют незнакомые русские слова и выражения. Вдруг потом пригодится? Я его успокаиваю. Пересказывать сюжет простой, легкой и понятной антиутопии «Кин-дза-дза» режиссера Данелии – времени нет.
– Шучу я, шучу!
Вообще-то это промышленная кофемолка. Но переделанная в машину по изготовлению взрывчатого вещества. Сюда, в центрифугу, сгружают ингредиенты, смешивают, а пропеллер – для охлаждения, чтобы не доводить смесь до критической температуры.
Инженер из меня никакой. Так и не успеваю вникнуть в суть этого новаторского механизма. Назир опять трогает меня за плечо.
– Все, надо уходить!
Снова пробираемся по каким-то подвалам, потом перебегаем каскад пустырей.
И это отнюдь не ровные площадки. Их поверхность вздыблена взрывами и покрыта воронками, края которых окаймляют куски асфальта и камни когда-то лежавшей здесь булыжной мостовой. Железные фонарные столбы погнуты и торчат в разные стороны, как засохшие деревья из болота.
«Звучок» Ялдин с раскрытым, как зонтик, штативом в одной руке, с тяжелой сумкой в другой стартует мощно, с пробуксовкой! Его массивные бедра мелькают в пространстве, как лопасти пропеллера! Он проскакивает опасное расстояние, словно мчащийся гепард! Артюхин бежит по-другому. Он включает свою большую камеру и семенит, опустив объектив вниз, выполняя слалом меж воронок. Снимает «боевой пейзаж». Это мой термин, правда, я его нигде не применяю и никому о нем не говорю. Кто не видел сам, тому все равно не объяснить, как выглядят в дыму наслоенные друг на друга ошметки тряпья, мебели, каких-то агрегатов, труб, кусков бетона, железных бочек, изрешеченных пулями в дуршлаг, короче, все то, что прилетело сюда от взрывов гигантской мощности. Как валяются тут и там неразорвавшиеся танковые и артиллеристские снаряды, минометные мины. Некоторые из мин воткнуты в асфальт, как грибы, лишь оперение торчит снаружи. Как выглядят в пороховом смоге только что разваленные дома, как лежит и на развалинах, и на всем вокруг кирпичная ярко-оранжевая свеженькая пыль. Пройдет день-два, и пейзаж испортится, он перестанет быть боевым. Огонь погаснет, все потускнеет. И перед вами откроется обычная мусорка с домами, разрушенными то ли временем, то ли стихией.