Война тщательно скрывает от нас свои неприглядные стороны, словно понимает, что оттолкнет от себя многих благородных сердцем, но наивных почитателей. Конечно, понятие военной необходимости — это одно, а человеческая мораль и представления о порядочности и чести — совсем другое.
Ни для кого сегодня не является секретом, что советская сторона умышленно принижала роль англо-американцев во Второй мировой войне. Началось это давно, сразу после высадки союзников в Италии и Франции. Подобную беспардонность отмечали даже наши враги.
Например, Геббельс в своих дневниках оставил такую запись: «Советская печать не проявляет интереса к войне на Западе. Она всякий раз ограничивается публикацией нескольких ничего не значащих строк о ней, посвящая большую часть своих сообщений политическим событиям в Румынии, имеющим для Советов более важное значение. Англо-американцам приходится мириться с таким прямо-таки возмутительным поведением москвы».
Публикации ничего не значащей информации о втором фронте продолжались и после войны. И в конце концов достигла своего эффекта. Мы поверили, что союзники вели войну какую-то несерьезную, сравнимую чуть ли не с увеселительной прогулкой. Что им было легко. Что нам от их второго фронта было «не горячо, не холодно». И что его открытию мы не очень-то и обрадовались. В военно-патриотической литературе так и писали: «…Похожая радость бывает у плотников, которым прохожий помог втащить бревно на верхушку сруба. Сами бы втащили. Но человек помог — спасибо ему…»
Так союзники нами и воспринимаются в войне — случайными прохожими.
Но советские солдаты тех лет испытывали другие чувства: «Радовались ли мы этому событию? Радовались. (…) Настроение было отличное. И мы радовались вступлению в Европу американцев и англичан — тому, что и они могут присоединиться к нашему делу…»
К. Симонов вспоминал: «То, что произошло сейчас в Нормандии, мы ждали и в отчаянные для нас дни сорок второго года, и тревожной весной сорок третьего, накануне летнего наступления немцев. Ни с какими другими словами за все предыдущие годы не было связано для нас столько обманутых ожиданий, сколько с этим — второй фронт.
Тем с большей отчетливостью помню свое восприятие высадки в Нормандии; наконец-то второй фронт открылся всерьез, не на жизнь, а на смерть! Во всяком случае, для меня лично эти дни памятны как счастливые».
Много воды утекло с тех пор. За годы холодной войны удалось выработать презрительное отношение к союзникам. Старательно отобранные кадры кинохроники показывали нам веселящихся англо-американских солдат, купающихся в походных ваннах, играющих в бейсбол, загорающих на броне танков (так показывали фашистов времен 1941 года). И все это неизменно сопровождалось бравурной, веселой музыкой.
Но надо понимать, что для рядового солдата война всюду одинакова. Под Киевом, под Москвой, в Нормандии, Тунисе или на Окинаве. Какое дело обычному пехотинцу, бегущему на пулеметы, до масштабов происходящего вокруг сражения! Будь то грандиозная Курская битва или атака безымянной высотки где-нибудь под Нарвиком. Какая разница, сколько брошено в бой дивизий — две или пятьдесят две, если осколки одинаково безжалостно разят и в донских степях и в африканских пустынях. Какое значение имеет для отдельно взятого солдата, где захлебнуться: в воде Днепра или в волнах Ла-Манша.
Может быть, где-то раны были не столь болезненны, смерть не столь страшна, труд не столь тяжел? Только потому, что где-то было меньше армий и меньше потерь?
Абсурд.
Человеческие силы имеют свой предел, и именно на этом пределе действуют в бою солдаты, на каких бы языках они не говорили.
Что ж с того, что Восточный фронт протянулся от Северного до Черного моря и перемолол миллионы жизней, а Западный оказался разорванным на десятки очагов и погубил «всего-навсего» несколько сот тысяч?
Ко мы по-прежнему надуваем щеки и считаем «свою» войну настоящей и серьезной, а войну, которую вели наши союзники, — нет.
Один мой знакомый однажды сделал интересное наблюдение, смысл которого сводился к следующему: «Советская Армия только при штурме Берлина потеряла людей больше, чем Англия за всю войну. И русские, и англичане до сих пор гордятся этим фактом».
Я не знаю ни одной страны, кроме своей, которая считала бы огромные потери основанием для гордости, а не для скорби и признания своих ошибок.
Бесспорно, бои именно на Восточном фронте предопределили поражение Германии. Вне всякого сомнения именно Советская Армия оказалась сильнейшей. Но это не дает нам никакого права относиться пренебрежительно к английским, американским, канадским, австралийским, новозеландским, французским, польским солдатам и матросам, офицерам и генералам. Они воевали честно.
И винить за «малый вклад в разгром германского фашизма и японского империализма» нужно не их и даже не их командование и правительства, а наших отечественных идеологов, старавшихся умолчать об этой странице Второй мировой — странице славы наших союзников.