Обратная сторона войны

И в этот момент из-за угла выскакивают конники во главе со своим начальником Гурьяновым. В соседнем переулке показался командир 4-й роты Андреев с бойцами…»

Нередко именно благодаря таким описаниям о войне складывается представление, как о сборнике опасных приключений, благополучно миновать которые помогают лишь бесшабашная храбрость и удальство героев-одиночек.

Но война есть нечто большее, чем ковбойская стрельба с двух рук, какой бы успешной она не была. Война состоит не только из отдельных боев и стычек, а из бесконечных испытаний, выпадающих на долю миллионов человек, и на каждого из них в отдельности.

Я предлагаю послушать полковника Александра Ивановича Утвенко. Человек военный до мозга костей, умеющий держать себя в руках, в ту ночь он вспоминал пережитое, не сдерживая чувств и не стыдясь слез.

«…На Западном фронте был контужен, потом ранен тремя пулями в руку, в ногу и в грудь, под Рузой почти под Новый год. Лечился до марта. (…)

С самых первых дней было туго с едой — слишком далеко от всего оторвались в степях. 6 августа стало нечего есть. Варили и ели пшеницу, драли ее на самодельной крупорушке. К 9-му есть было уже совсем нечего. (…)

11 — го с четырех часов утра снова начался бой. Нас бомбили и атаковали танками. Общий бой шел до полудня, а потом нас рассекли на группы.

Сопротивлялись до конца. Я сам пять раз перезарядил маузер. Секли из автоматов. Несколько командиров застрелилось. Было убито до тысячи человек, но жизнь продали дорого. Один вынул из кармана листовку и пошел к немцам. Галя, наша переводчица штаба дивизии, крикнула: смотрите, гад, сдается! И выстрелила по нему из маузера.

Танки били по нас в упор. Я стрелял из последней пушки. У пушки кончились снаряды, шесть расчетов было выбито, адъютанта убили. Немцы подскочили к орудию, я прыгнул с обрыва в болото, метров с девяти, там осока высокая. Снаряд ударил в ногах и всего завалил грязью. Сверху на обрыве сидели немцы, а я то терял сознание, то слышал, что говорили. Отовсюду еще доносились выстрелы.

Уже в темноте с двумя бойцами выполз наверх, на следующий обрыв. Там нашли еще четырех человек, потом набралось Двадцать. День пересидели в подсолнухах.

В сорок первом году тоже выходили из окружения. Осенью я плыл через реку Угру, разламывая ледяную корку. Виски кололо, как иголками, но выбраться, выбраться… И выбрался!

Но это все семечки по сравнению с нынешним, летним, где за каждый грамм воды — драка. За воду ходили драться. Бросали гранаты, чтобы котелок воды отбить у немца, а жрать было нечего. (…)

Набралось сто двадцать человек с оружием, и переплыли через Дон. Утонуло восемь человек. Днем шли группами по азимуту. Ночью собирались.

У меня температура была до сорока. Новый мой адъютант Вася Худобкин — фельдшер, акушер; он должен был женщин лечить, а ему пришлось мужчин. Но он больше немца убил, чем наших вылечил. И через Дон переплыл без штанов, но с автоматом.

После переправы через Дон, я собрал шестьсот человек с оружием, и мы еще с 16 по 25 августа держали оборону под Алексеевкой».

Наверное, в слезах полковника, которых он не стыдился, скрывается нечто гораздо более страшное, чем сам смысл его рассказа. Страшно, что в памяти человека встают картины страшного избиения: когда стрелялись командиры, боевые товарищи шли сдаваться, убивали друг друга, тонули в реке, как приходилось лежать в болоте, как погиб адъютант…

В слезах полковника проступала ВОЙНА, которую невозможно отразить никакими картами…

Красиво, когда на карте кружок обозначает «котел», в который попали враги. А потом этот кружок крест-накрест перечеркивается линиями другого цвета, что означает ликвидацию «котла». Только вот что происходило с людьми внутри этого кружка, как они пытались выжить при его ликвидации, можно судить по рассказу полковника А. Утвенко.

Или, например, маленькое пятнышко города на карте театра военных действий. Почему бы не взять его с ходу?

Но недаром бой в городе считается одним из сложнейших видов боя.

Иногда кажется, что среди городских развалин, например, сталинградских руин, перепаханных снарядами, выжженных струями огнеметов, иссеченных осколками не осталось никого. Так, единицы, которые продолжают вести огонь из своих нор. Кажется, что еще один артналет, и жизнь покинет это поле боя.

Но наступает минута прекращения огня, и становится понятно, насколько ошибочно это ощущение. Из-под гор щебня, из канализационных люков, из-за бетонных сталагмитов начинают вылезать сдавшиеся в плен солдаты. Поодиночке, группами, отрядами, мелкими подразделениями они стекаются в одно место. По капле, струйками, тонкими ручейками они наполняют безбрежное море, колышущееся десятками тысяч тел.

Что и наблюдалось при капитуляции армии Паулюса. Казалось бы, солдат осталось еще так много, что можно продолжать оказывать сопротивление довольно долго! Ведь наши же сражались до последнего!