Обратная сторона земли

– У моих соотечественников просто необъяснимая страсть к историям о зеркалах, – смеясь, продолжала Яо. – Я читала, что в том месте, куда мы едем, есть так называемое «Каменное зеркало» – черная скала, один из склонов которой стесан неизвестными силами и отшлифован до блеска. Получилось некое подобие зеркала. Считается, что если в него посмотреться, можно увидеть, кем ты был в прошлой жизни.

– Обязательно туда посмотримся, – заверил я Яо. – И я не сомневаюсь, что в прошлой жизни вы были не менее хорошенькой, чем в этой.

– Разве евреи верят в переселение душ? – удивилась китаянка. – Я думала, что это особенность только нашей религии.

– Верят, но не все, – усмехнулся я. – А кроме буддистов и даосов, в переселение душ верят еще и индуисты.

Заметив интерес в хорошеньких глазах Яо, я преисполнился энтузиазма продолжить свой рассказ:

– Вообще в китайской и еврейской мистике много общего. По крайней мере, так уверял меня раввин, лекцию которого я слышал перед самым отлетом. Но самое интересное другое – когда я летел в самолете, один израильтянин уверял меня, что дом, где проходила лекция, давным-давно заброшен.

Яо нахмурилась, но глаза ее пускали чертиков:

– Да вы просто смеетесь над бедной девушкой! Такие сказки я слышала с детства. И, разумеется, ваш раввин, в конце концов, оказался лисом?

– Ну почему именно лисом?! – удивился я.

– Потому, что таков сюжет большинства китайских преданий. И еще потому, что наши предки верили – оборотни любят устраивать обманы в заброшенных зданиях.

Откинувшись в кресле, Яо полуприкрыла глаза и стала читать наизусть:

«Доживший до тысячи лет фазан уходит в море и становится устрицей; доживший до сотни лет воробей уходит в море и становится мидией; дожившая до тысячи лет черепаха-юань научается говорить, как человек; дожившая до тысячи лет лиса становится прямо и превращается в красавицу; дожившая до тысячи лет змея, разорвавшись, разрастается по частям; по дожившей до ста лет крысе можно гадать».

– Откуда это?

– Из Гань Бао, «Записки о поисках духов». Классика китайской литературы. Подумать только, в какую чепуху верили наши предки!

– Исходя из услышанного, я могу сделать вывод, что в прошлой жизни вы были тысячелетней лисой, – не удержался я от того, чтобы не ввернуть еще один комплимент.

Разумеется, с мистики мы свернули на обычные бытовые темы, и до самой посадки болтали о том, о сем. Я узнал, что Яо закончила иняз Пекинского университета, у нее пожилые родители и еще младший брат, которому необходимо дать образование.

Наша маленькая пташка летела чуть ли не полдня, а потом пилот из поднебесья резко спикировал к крохотному аэродрому меж рисовых полей.

– Выгружаемся, – сказала Яо.

– Мы уже прибыли?

– Почти что, – моя спутница выглядела немного озабоченной. – До ближайшего к долине селения нужно добираться автобусом.

Мы вытащили вещи из самолета, и пошли к выходу из аэродрома. Собственно, его и аэродромом можно было назвать только в очень большом приближении – квадрат плотно утоптанной земли, рядом с которым стоял длинный зеленый барак, исписанный иероглифами.

– Ждите меня здесь, я узнаю, на чем мы можем ехать, – бросила мне Яо и убежала в барак.

Я остался охранять груду наших вещей, и продолжалось это так долго, что я уже подумывал по возвращении в Израиль потребовать у начальства оплатить мне полставки сторожа. Наконец Яо выскочила, на ходу разводя руками.

– Ближайший рейсовый автобус в то место идет только через три дня, – с виноватым видом сообщила она.

– Как же мы будем добираться? Может, наймем машину?

– Не волнуйтесь, мне сказали, что через час туда отходит автолавка. Поедем без удобств, зато быстро доберемся.

Подхватив чемоданы, мы вышли в деревню.

Особой экзотикой китайская глубинка меня не порадовала – точь в точь отстающий колхоз где-нибудь в средней полосе России. Ветхие домишки, из подворотен брешут собаки (и не какие-нибудь чау-чау, а самые обыкновенные дворняжки), в грязи копошатся тощие черные свиньи, еще более злые, чем вышеупомянутые собаки.

Автолавка – обшарпанный желтый фургон с откинутым боком – стояла на неком подобии площади, а возле нее копошились китайцы. Яо снова оставила меня с вещами и пташкой залетела в фургон. Но выглянула оттуда уже через пару минут, сделав мне жест рукой:

– Грузимся!

Как только я затащил наши вещи и с трудом расставил их между ящиками с бытовой химией, водитель прикрыл лавочку и неожиданно резво для такой колымаги заскакал по колдобинам.

– Покушать бы чего-нибудь, – сказал я переводчице, сделав жалобное лицо. – С утра не евши. Может, у него можно чего-то купить?

Поговорив с водителем, Яо меня обнадежила:

– Он говорит, что у него только тушенка в консервах. Чем есть эту гадость, он в ближайшей деревне отведет нас к тетушке Фэнь – там делают такие мантоу, что и император не едал.

– А что такое мантоу? Какие-нибудь черви?

– Ну, зачем же? – Яо не поняла шутки. – Это вроде того, что у вас называется «пельмень» – только маленькие, и делают их с разной начинкой – мясом, грибами, трепангами…

Яо рассказывала с таким аппетитом, что я чуть не захлебнулся слюной.