Обратно к врагам: Автобиографическая повесть

— Ты будешь очень жалеть об этом, Вики. Я тоже люблю Советский Союз, но жизнь там невыносимая. Ты будешь очень жалеть. Подумай об этом! Ты будешь очень несчастная, очень несчастная.

Но я только качала головой.

— Я не думаю. Ведь мы же победили! Теперь определенно будет все иначе, — отвечала я.

Роберт еще долго уговаривал меня, но я оставалась непоколебимой. Тогда он задумался и больше не уговаривал меня. Только иногда он печально смотрел на меня, но не говорил ни слова о моей родине.

Сообщение о разлуке с Робертом меня сначала не очень встревожило. В день отъезда он зашел ко мне и принес мне цветы и большой пакет с подарками.

— Это для тебя, — сказал он, протягивая мне свою фотографию с подписью: «С любовью для Вики. Роберт». Затем он стал на колени, взял мои руки в свои и, одну за другой, начал медленно целовать их. Он делал это так, будто исполнял какой-то священный ритуал. Потом он встал, поцеловал меня и отвернулся.

Я проводила его за дом и долго стояла на улице, печально глядя ему вслед. А через несколько дней после его отъезда мы с Ниной принялись хлопотать о репатриации, и я почти не думала о нем. Только много месяцев спустя, уже на пути назад из Советского Союза, я часто вспоминала Роберта: он был так прав, называя меня сумасшедшей и уговаривая не ехать. Но об этом — позже.

Тем временем Нина перебралась из отеля, где она работала, на частную квартиру. Это была квартира, которую американцы предоставили одной русской женщине-врачу. В последние дни войны она убежала из города в Тельфс, спасаясь от бомбежек. С ней были еще старуха-мать и дочь лет девяти. Они пригласили Нину жить с ними, куда перебралась и я, и скоро все мы зарегистрировались в лагерь репатриантов, который находился недалеко от Тельфса.

Прощание с американцами

Лагерь, куда мы прибыли, был разделен высоким деревянным забором на две части. В одной находились те, которые по каким-то причинам не собирались ехать на родину, в другой — были репатрианты, как мы. Всем жителям лагеря выдавали своего рода удостоверения личности, на которых было написано ДП (перемещенное лицо) или РП (репатриант).

Жизнь в этом лагере была похожа на пеструю ярмарку. Каждый вечер американцы устраивали вечеринки, на которых они вместе с иностранцами праздновали свою победу над фашистами. Во время этих вечеринок завязывались отношения, молодые люди влюблялись друг в друга, и нередко случалось, что иностранцы перекочевывали из одной половины лагеря в другую. Каково же было мое удивление, когда однажды в секторе ДП я встретила Любу. Она твердо решила не возвращаться на родину.

Кормили нас прекрасно, еще никогда не приходилось видеть такого изобилия и растраты продуктов. Американцы заваливали нас шоколадом, чаем, кофе, папиросами, маслом. На обед мы обычно получали густую рисовую кашу с большими ломтями мяса. Утром и вечером нам давали настоящий кофе с молоком и сахаром и белый, как снег, хлеб с маслом, яичницу и прочее. Кроме этого, еженедельно каждый получал большой пакет с сушеными фруктами, бисквитами, орехами и другими сладостями. Но очень скоро все это приелось. Белый хлеб надоел. Захотелось более простой, свежей еды. И мы начали нести наши шоколады крестьянам в деревню и за кофе, сахар и другие продукты получать черный хлеб, картофель и кислую капусту.

В этом лагере мы пробыли недолго, всего недели три-четыре. После этого нас посадили в удобные пассажирские поезда — американцы хотели показать нам, что мы больше не рабы, — и наш состав двинулся на восток. Люба осталась в секторе для невозвращенцев. В Линце, на американо-советской границе нас должны были передать советскому правительству.

В Инсбруке поезд остановился ненадолго, чтобы добавить еще несколько вагонов с репатриантами. В ту же минуту наш состав окружила голодная толпа немцев. В грязных рубахах, в старых платьях и брюках, они молча стояли вдоль вагонов и угрюмо глядели на нас. Они знали, что мы возвращаемся домой и везем с собой американские консервы и папиросы, за которые в те годы можно было купить пол-Германии.