Когда на следующий день я явилась в больницу, сейчас же отыскала доктора Волкова. Он был один в своем кабинете. Вкратце я рассказала ему о моем разговоре с майором и о том, что через три дня мне надо явиться с ответом.
— Это, конечно, очень неприятно, — сказал доктор Волков. — Ну, и что же вы решите?
— Я уже решила. Вы сделаете мне одолжение, а именно: вы пошлете меня и мою сестру, как медперсонал, сопровождать эшелон на родину, который уходит через три дня.
— Теперь, без сегодняшнего дня, два дня, — поправил меня доктор и не без удивления уставился на меня. — Неплохо рассчитано! Ну, допустим, я вам дам направление. Но ведь вы опять должны будете явиться в этот же лагерь, так как без удостоверения НКВД вам оставаться там невозможно. Фильтровку все проходят за границей.
— Да, я знаю. Но мне лишь бы попасть туда. А там я уже найду выход. Вы только напишите мне направление. Все остальное я беру на себя.
— Хорошо. Я вам дам справку на вас и на сестру. Но, кроме вас двоих, едет еще и армейский персонал. Вам это известно?
— Я буду вам очень обязана, товарищ доктор, — закончила я, немного шутя. Доктор Волков только хмыкнул и махнул рукой.
Вечером я ушла с удостоверением в кармане, а на следующий день его заверили в военной комендатуре. В обед, когда я ела свой бобовый суп в военной столовой, — как медперсонал мы могли есть в их столовой — вошел доктор Волков и подсел ко мне.
— Завтра, значит, вы бы начали свою новую работу в НКВД… кроме больницы, конечно, — сказал он, ехидно улыбаясь. — Лучшую работу для служения родине вряд ли можно и придумать. Вот почему вас вызывал майор к себе на допрос, — продолжал он. — А я уж думал, что он просто хочет переспать с вами.
— Это тоже… между прочим, — ответила я.
В это время к нашему столу подошел молодой красноармеец и положил какую-то брошюру, затем стал раздавать их всем присутствующим. Доктор Волков взял ее в руки и дал мне:
— Читайте! Я начала: «Советское правительство приветствует возвращающихся граждан…» Я отложила брошюру в сторону:
— Какая ерунда!
— Делайте, по крайней мере, вид, что вы читаете! Черт ее побери! — почти сердито сказал он. — Пожалуйста! Думаете, что здесь нет доносчиков?!
Говоря это, он продолжал хлебать свой суп, а я взяла опять брошюру и сделала вид, что читаю.
— Между прочим, — добавил он, — было бы лучше, если бы вы о вашем разговоре с майором НКВД никому не говорили. Понятно? Я тоже об этом ничего не знаю.
— В порядке! — ответила я.
На следующий день Нину и меня представили военному медицинскому персоналу, который сопровождал транспорт репатриантов на родину. Их было всего три человека: еще довольно молодой врач, медсестра и санитар. У каждого из них на рукаве были повязки Красного Креста. Затем нам выдали сухой провиант: хлеб, сахар, муку, бобы. Абсурдная идея! Как будто мы могли готовить себе в вагоне горячую пищу! Правда, нам также дали несколько банок консервов.
Перед самым отъездом я пошла в больницу, чтобы попрощаться с коллегами.
— Не забудьте о том, что я вам вчера говорил, — сказал доктор Волков. — И приветствуйте от меня родину!
— Обязательно! Я надеюсь, что и вы в скором времени последуете за нами.
Некоторые коллеги мне немного завидовали и не понимали, почему именно меня, а не их послали с эшелоном на родину.
Упаковка скудного багажа заняла минут пятнадцать. Мы не везли с собой много. По глупости мы надеялись, что на родине всего будет вдоволь — ведь наши же победили! Не знаю, откуда у нас появились такие наивные мысли. Другие репатрианты тащили все, что только возможно. В сущности, потому, что у нас было так мало вещей, на нас даже как-то странно посматривали. У каждой из нас было по два небольших чемодана. А впрочем, это тоже неплохо — кто бы нам тащил все это барахло? Без него легче двигаться.
Хотя репатрианты уже с утра толпились у поезда, погрузка в вагоны началась только после обеда. Нина и я присоединились к военной группе медперсонала. Нам всем отвели отдельный вагон. Вагоны были товарные. На полу лежало сено или солома, и это все. Каждый мог располагаться, как угодно.
Кроме сена, в нашем вагоне было еще две пары носилок и ящик с медикаментами для первой помощи.
Я начала волноваться. Уже был пятый час. В пять я должна была явиться к майору НКВД. Скоро ли уйдет поезд? Через час, если меня не будет, он, вероятно, пошлет своего денщика в больницу, чтобы узнать, где я. А может, и не пошлет? О моем отъезде ему вряд ли сообщили, так как мое отсутствие считалось временным.
Возле эшелона царил полнейший хаос. Многие репатрианты пытались пролезть в вагоны без всяких документов. Но военные всех быстро находили и выталкивали. Сотни остававшихся провожали друзей и родственников. Все громко разговаривали, плакали, смеялись, махали руками, обнимались и целовались. В такой суматохе ничего нельзя было разобрать, и я не слыхала, что мне кричала на прощание моя коллега Люда, которая пришла меня провожать.