Обратно к врагам: Автобиографическая повесть

За ним слезла мама, затем кучер начал помогать им снимать нас, детей. Младшая сестра, Клава, уже спала. Внутри домик оказался просторнее, чем можно было предполагать. В нем было несколько комнат, большая кухня и коридор. Везде было чисто, и была даже некоторая мебель, главным образом плетеная из лозы; она была совсем новая, еще пахнущая краской.

На следующий день я все внимательно разглядела, и мне наш новый дом понравился. Он стоял немного вдали от других домиков и как будто прятался от окружающего мира в сосновой роще. Позже я узнала, что в таких уютных и красивых домиках живут важные лица Паньковки: директор мебельной фабрики, где работал отец по финансовой части, председатель партячейки и другие служащие. Наш поселочек находился приблизительно в двух километрах от деревни. Вся деревня была как-то бессмысленно растянута. Но в центре деревни были магазины, там жили рабочие фабрики, и по воскресеньям там же был базар, недалеко от церкви, которая также стояла в центре деревни. Конечно, церковь теперь была закрыта. Двери ее — забиты гвоздями. Но иногда ее открывали и показывали проезжающим туристам. В сущности, теперь там был музей.

Уже на следующий день я познакомилась с Тасей, дочерью директора фабрики. Она была моих лет. Они жили недалеко от нас. Ее отец мне не понравился: это был высокий, худощавый человек, ходил он всегда насупившись, никогда не улыбался и редко разговаривал. У Таси была еще старшая сестра, красавица, она училась в городе, и брат. Брат Таси был немного старше ее и принадлежал к ватаге лоботрясов, которых я вскоре узнала поближе. Большинство из них были мальчишки-головорезы, еще хуже наших прежних соседей, с которыми у меня всегда случались драки. Излюбленным занятием этих мальчишек в Паньковке было взбираться на деревья и забирать птичьи яйца, гонять кошек и, конечно, дразнить чужих собак. Бабушка скоро очень невзлюбила мою новую компанию и гнала нас прочь, как только мы показывались вблизи домика. Кроме Таси и еще двух мальчиков, братьев Гени и Толи, она никого не пускала в дом.

— Мне не нужны здесь разбойники, — говорила она. — Я люблю послушных детей.

Геня и Толя были послушными детьми. Я никогда не могла понять, почему. Казалось бы, должность их отца — он был председателем партячейки — давала им возможность никого не бояться. Непослушные дети были тогда в моде. Таким мы всегда завидовали, особенно, когда их не наказывали. Но Геня и Толя превосходили всякий идеал послушности. Вдобавок ко всему они выглядели бледными, хрупкими мальчиками, напоминая комнатные растения, которые видят мало солнца. Это уже никак не подходило к советскому идеалу здоровых и бодрых детей. Да и родители их не совсем походили на людей практичных. Они всегда вели себя уж слишком прилично. Геня и Толя редко играли с остальными детьми; они чаще играли вдвоем, а иногда с девочками. Вероятно потому, что девочки их не обижали. Как бы там ни было, но Толю и Геню бабушка стала нам ставить всегда в пример.

Как-то однажды Тася, Геня, Толя и я попали на фабрику, и там мы увидели, как делают мебель. Вообще фабрика была окружена забором и туда никого не пускали. Но Тасю, как дочь директора, знали сторожа, и под предлогом, что мы идем в контору ее отца, нас пустили.

Конечно, мы не шли в контору. Мы сразу же задержались на дворе возле громадных котлов, врытых прямо в землю, под которыми горел огонь и вода в них кипела. В эту горячую воду рабочие бросали длинные молодые прутья, они называли их лозой, затем вынимали их и сдирали с них кожицу. Дальше прутья несли внутрь фабрики, где их обрабатывали и резали специальными машинами. Только тогда из них плели мебель, которую потом красили, сушили и лакировали. Отец рассказывал дома, что вся эта мебель шла на экспорт. Только иногда, перед большими праздниками, рабочие могли кое-что купить для себя. Хотя домик, в котором мы поселились, был почти весь меблирован из этой фабрики. А ко дню рождения мамы, помню, отец подарил ей большое, красивое плетеное кресло. Интересным было то, что оно качалось.

Скоро у родителей появился крут новых знакомых. Мать подружилась с женой председателя партячейки, Екатериной Кузнецовой, с которой она сначала два раза в неделю ходила на базар. Со временем женщины начали посещать друг друга и дома, чаще всего после обеда и по вечерам, и так началась их дружба.

Частым гостем в нашем доме стал также секретарь отца, толстый молодой человек по фамилии Балабушкин. Родители называли его просто «балабушка», на что он вовсе не обижался. Когда мы по воскресеньям всей семьей плавали в лодке по Днепру, отец, издали увидев в другой лодке Балабушкина, громко кричал:

— Ба-ла-бушка! Ба-ла-бушка! — Мы тоже подтягивали хором: Ба-ла-бушка! Ба-ла-бушка! Ба-ла-бушка!

— Эй-эй! — отзывался обыкновенно громовым басом Балабушкин, направляя свою лодку к нам.