Обратной дороги нет

– Такое вот дело… Мог бы тебя на «губу» суток на десять, а потом назад, в госпиталь. На такой грубой «липухе», – он потряс перед Анохиным «госпитальным документом», – и под трибунал угодить ни копейки не стоит. Но… сделаем вид, что мы эту «липу» не заметили. И забудем, что ты вчера напился до скотского состояния. Не по доброте мы это делаем. Просто, ты нам нужен. Есть для тебя дело. Серьезное дело.

– Дело… на фронте?

– Что фронт? Немец уже не вчерашний. Вялый. То, что мы тебе предлагаем, – не менее важно, чем фронт. Будешь строить на севере, в тайге, деревянную вышку для радиомаяка. Американские и английские самолеты прежде вынуждены были через Дальний Восток перегонять, почти через весь земной шарик. Теперь же север от врага очищаем, и есть возможность сократить расстояние. Будем из Мурманска перегонять. Для этого крайне необходима хорошая аэронавигация. Будешь начальником командировки. Кровь из носу, а в январе вышку надо поставить!..

– Я на фронт хочу, – перебил его Анохин.

– Фронт, надеюсь, и без тебя будет успешно продвигаться на запад. А потом решим, как тебе дальше жить. Может, и успеешь еще Берлин взять.

Анохин промолчал. По голосу майора он понял, что, ничто другое ему уже не светит. Разве что позорное возвращение в госпиталь. Это в лучшем случае.

Майор же весь ушел в свои дела, листал какие-то бумаги.

– Команда-то хоть надежная? – тяжело вздохнул Анохин.

– Самая что ни на есть дисциплинированная. В рот будут глядеть, как генералу… Ну а запьешь, провалишь дело – не обессудь! Пойдешь под трибунал! При всей твоей звездности!..

Голос майора звучал теперь жестко и официально. Анохин даже встал, выслушивая начальство. Поморщился. Нога давала о себе знать.

За Анохиным заехал на полуторке старшина Чумаченко, и они отправились на товарную станцию. Свои пожитки и шинель Анохин забросил в кузов машины, а сам забрался в кабину. Кабина была тесная, не рассчитанная на троих. Шофер рулил, забившись в угол кабины.

Грузовик прыгал на булыжнике. Рядом с Анохиным трясся Чумаченко, бравого вида старшина с пышными кавалерийскими усами, как у Буденного. Ну, может, у него были чуть покороче. По всему было видно, что Чумаченко – человек настырный, деловитый, напористый, прошедший огни и воды.

– Так где строить-то будем, старшина? – поинтересовался Анохин.

– У черта на куличках. В тайге. Километров шестьсот отсюда.

– Карту хоть взяли?

– А то как же!.. Я бы вам что посоветовал, товарищ младший лейтенант. Вы не нервничайте, положитесь целиком на меня. Мы эту вышку месяца за два залудим. У меня опыт, я еще Днепрогэс строил…

– За два, говоришь? Это хорошо.

На товарной станции они отыскали нужную платформу и пакгауз, где должны загрузить вагоны всем необходимым для строительства вышки, от топоров и пил, до скоб и гвоздей.

Вагонов еще не было. Анохин и Чумаченко стояли на платформе у пакгауза, ежась под холодным ветром. Ждали.

Затем маневровый паровозик подтащил к пакгаузу теплушку и товарный вагон. Свистнув, остановился. Из теплушки выскочили два конвоира с карабинами, за ними быстро, подгоняемые сзади другими солдатами, на платформу посыпались пленные немцы, одетые в потрепанную мышиного цвета одежду. Звякали котелки и жестянки. Все тот же звук нищеты и неволи, всюду сопровождаемый пленных.

Немцы ежились под ветром. Поправляли пилотки, фуражки, укутывали шеи драными шарфиками, оглядываясь вокруг, не зная и не понимая, куда и зачем их доставили.

Немецкий полковник, долговязый, изможденный, непохожий на строевика, кадрового, наскоро всех подравнял и повернулся, вытягивая руки, лицом к «начальству». По сторонам этого строя встали конвоиры, по фронтовым понятиям старики, и молоденький очкарик-радист.

Анохин равнодушно наблюдал за этим действом, полагая, что и вагоны, и пленные, и конвоиры – все это никак к нему не относится.

Но сержант-конвоир, придерживая карабин, побежал именно к ним и, вытягиваясь перед бравым Чумаченко, приложил ладонь к шапке… но вовремя заметил свою ошибку. Его сбил с панталыку офицерский «прикид» Чумаченко: пистолет, шинелька доброго сукна, офицерский ремень, хромовые сапоги. И усы, конечно.

– Товарищ лейтенант! – обратился сержант уже к Анохину. – Спецстройбригада в составе двадцати семи человек… в ваше распоряжение… – Он усмотрел за полой распахнутой шинели Золотую звезду и осекся.

– Эт-то кто? – с негодованием, даже с ужасом глядя на немцев, спросил Анохин.

– Так немцы – двадцать человек, да конвойные, товарищ Герой Совет…

– Какие еще немцы?

– «Наши» немцы… Стройбригада…

– Немцы?..

Сержант не понял причины остервенения младшего лейтенанта. Лицо этого немолодого конвойного служаки выражало испуг. Что он сказал не так?

– Ну, пленные, – попытался пояснить он. – Обыкновенные «фрицы». Аллес капут!..

Анохин не стал ничего больше слушать. Он бросился вон от этого строя. Почти бегом в сторону вокзала. Морщась от боли и стуча палкой о дощатый настил.

– Куда же вы, това… – ничего не понимающий Чумаченко тоже замер с открытым ртом, потому что Анохин, не оборачиваясь, вприпрыжку уходил все дальше по дощатому настилу.