Обратной дороги нет (cборник)

Я вышел в траншею. Закурил. Было три часа ночи. Мрак. В пределах видимости — серый снег. Дует холодный ветер. Тишина. Даже фашисты не стреляют. Наши всегда ведут себя спокойно, солидно. Зря не суетятся, патроны не жгут. Это гитлеровцы тарахтят пулеметами и трещат автоматами всю ночь. Боятся они нас, вот огнем себя и подбадривают.

Сегодня молчат. Тоже, наверное, отметили Новый год. О чем они думают? Наверное, злобствуют, что в Москве не удалось праздновать. Они ведь так и планировали — 7 ноября парад фашистских войск на Красной площади. Вот гады! Парад был, но только Красной Армии. Здорово, умно наше правительство им дулю под нос сунуло! Гитлер, наверное, в нокдауне был от нашего парада.

Вдруг мне показалось, что сугроб неподалеку от нашего окопа покачнулся. Такое впечатление бывает, когда ракета сгорит в вышине и начинает, затухая, падать — тени перемещаются, кусты, сугробы, ямки в нейтральной зоне будто шевелятся.

Но это при ракете, а ее над нейтралкой не было!

Приглядываюсь до рези в глазах. И вдруг вижу: не один, а несколько белых бугорков движутся. И вон там… и вот справа. Ползут! В белых маскировочных костюмах ползут!

Первая мысль: «К пулемету. Крикнуть — «К бою!» Не будь я боксером, наверное, так и поступил бы. Что тут размышлять, враги хотят застать нас врасплох, надо поднимать тревогу. Но в том-то и дело, что я боксер. А меня тренер приучил никогда не поддаваться панике: быстро, но спокойно разберись в обстановке и потом действуй очень решительно. Бывало, зажмет противник в углу, крушит с правой и левой. Кажется, все, пропал, сейчас грохнешься на пол. И грохнулся бы, если растерялся. Но я ухожу в глухую защиту — мои перчатки закрыли челюсть, локти защищают корпус. В несколько мгновений холодным рассудком удерживаю себя в таком положении, высматриваю, даже немножко отдыхаю. И когда соперник думает, что я уже скис, вдруг взрываюсь оглушительными ответными ударами.

Вот и сейчас, пока бежал к пулемету, успел сообразить: гитлеровцев не так уж много. Не по всему фронту ползут. Только на нас небольшая группа. Вражеские разведчики, наверное. Решили на Новый год «языка» у нас захватить.

Как хорошо, что я не закричал, не поднял тревогу! Ну, гитлерюги, сейчас я вам подготовлю ответный удар, как, дела л когда-то на ринге.

Пулеметчику показал на ползущих и шепнул:

— Не стреляй. Сейчас мы их встретим!

Я побежал к блиндажу, откинул плащ-палатку, закрывавшую вход, и коротко, чтоб всем было ясно, что надо делать, сказал в темноту:

— Подъем, славяне. Тихо! К нам крадутся немецкие разведчики. Выходите из блиндажа пригнувшись. Без моей команды в окопе не подниматься. Всем подготовить гранаты!

Я пошел назад к пулемету, а бойцы один за другим стали выскакивать из черного проема двери. На фронте солдат спит очень чутко, тем более в боевом охранении. Я был убежден, все до единого, кто хоть минуту до этого спал, теперь услыхали мой приказ. Пулеметчику шепнул:

— Будем ходить по траншее, будто нас всего двое.

Фашисты видели наши головы и продолжали подкрадываться, уверенные, что их не замечают. Если бы обнаружили — сразу открыли огонь.

Я ходил, не торопясь, перешагивал через ноги сидящих бойцов, подсказывал:

— Усики на лимонках отогните. Сейчас начнем, — а сам косил глазами на нейтральную зону, старался прикинуть, сколько гитлеровцев. Человек двадцать, не больше. Взвод на взвод! Ну что же, давайте померяемся силами. В то же время боксерский опыт подсказывал: не зарывайся, проверь, все ли так, как тебе кажется! Еще раз внимательно вглядываюсь в мутную мглу. Вроде ни справа, ни слева никого больше нет. Только к нам ползут. «Но доложить я обязан», — опять спокойно подсказывает внутренний голос. Подошел к входу в блиндаж, он рядом, в пяти шагах. Сказал в мрак телефонисту, уверенный, что он начеку:

— Сообщи десятому: ползут до двадцати человек, сейчас встретим.

Когда подступает смертельная опасность, секунды становятся очень длинными. Вот и сейчас рассказываю, вроде бы долго это длилось, а на самом деле все происходило очень быстро: обнаружил ползущих, дал команду выходить без шума, приказал телефонисту доложить — несколько мгновений, в течение которых глав не спускал с приближающихся врагов.

К тому же я знаю: фашисты издали не кинутся, подползут, чтоб навалиться быстрым и ошеломляющим броском.

Вот момент, когда они изготовятся к рывку, я и не должен упустить!

Но и раньше открыть огонь нельзя — лопнет вся моя затея, удерут фашисты.

Стою, гляжу на белые призраки, которые уже совсем близко. Может быть, пора? Нет, гитлеровцы должны на минуту остановиться, подождать отставших, собраться с духом и потом уж кинуться.

Но вот, наконец, передние фигуры в снегу замерли, к ним подтягиваются те, кто позади.

Вот приподнялась одна белая тень, наверное командир…

Пусть вскочат, в рост гранаты будут бить их надежнее, лежащих осколки, пожалуй, и не зацепят.

Короткая гортанная команда, белые округлые фигуры врагов вскинулись и безмолвно побежали на нас.