Обратной силы не имеет

Рокочущий грохот над ночной степью. Под ракетой разгорается солнце, и в следующее мгновение ее похожее на расширяющуюся башню тело выходит из-под стартового стола, устремляясь в небо).

Ведущий: Старт состоялся в два часа сорок семь минут по московскому времени. Владислав Тарасович, Юрий Гагарин в момент старта сказал свое бессмертное «Поехали!» А вы что-нибудь сказали?

Пастушенко (смеется): Ту-ту чух-чух!

Ведущий: Что-что?

Пастушенко: Ту-ту чух-чух! (Улыбается). Я когда был совсем маленьким, моя бабушка показывала на проходящие поезда – из окна нашего дома был виден кусочек железной дороги – и говорила: «Смотри, ту-ту чух-чух поехал!» А у меня в самый момент старта было совершенно иррациональное ощущение, что я сижу в каком-то маленьком вагончике на вершине поставленного перпендикулярно земле железнодорожного состава. Вот поезд загрохотал, дернулся, двинулся по невидимым небесным рельсам вверх. И когда я услышал в динамиках пожелание от генерала Шумилова: «Прометей», желаю успешного полета!», я ответил: «Ту-ту чух-чух!» Не знаю, слышали ли мой ответ на командном пункте…

Ведущий: Что почувствовали, когда ракета пошла вверх, оторвалась от стартовых опор?

Пастушенко: О, эмоции били через край! Я, наверное, тогда даже дышать перестал! Восторг, радость, немножко страха – вот такой коктейль! Ракета дрожит, вибрирует, набирает скорость… В эфире идет отсчет времени и звучат комментарии оператора:

- Двадцать секунд! Полет нормальный! Тридцать секунд, давление в камерах сгорания в норме!

Я тоже не молчу, кричу в эфир:

- Я – «Прометей»! Полет нормальный!

Сразу стала наваливаться перегрузочка. Плавно-плавно, но неотвратимо. Две единички, три… Тигренок на резиночке ко мне вытянулся. Значит, порядок, летим!

Сердце в груди тараторит скороговоркой, на лицо словно легли чьи-то невидимые пальцы, давят.

Слышу голос оператора в эфире:

- Сто секунд, полет нормальный!

(Видеоряд: Яркая звезда поднимается в черном небе, постепенно поворачивая к востоку, и, кажется, снова приближаясь к земле. Это ракета уходит все выше и выше и одновременно все дальше, к линии горизонта.

Пастушенко в скафандре внутри корабля. Стекло гермошлема опущено, черты лица испытателя за стеклом едва различимы в отблесках света от бортовых светильников).

Пастушенко: Примерно на сто восемнадцатой секунде отошли боковые ракетные блоки – ощущалось это как несильный толчок от днища корабля и скачок перегрузки.