Обратный ход

Элеонор Кинг. Рост: пять футов четыре дюйма. Возраст: двадцать девять лет. Волосы: темно-рыжие, густые, вьющиеся. Держится прямо, голос низкий, звучный; одевается хорошо, но не нарочито. Косметикой пользуется, но умеренно. Лицо чистое, без шрамов. Характерные особенности: входя в комнату, водит глазами, головы при этом не поворачивает. Когда нервничает, чешет ладонь правой руки. Левша, но умело это скрывает. Хорошо играет в теннис, отлично плавает и ныряет. Алкоголь переносит неплохо. Судимостей нет, но отпечатки пальцев в картотеке имеются.

– Привлекалась, – сделал предположение я, подняв глаза на мисс Вермильи.

– Иной информацией я не располагаю – только той, что на фотографии. Следуй инструкции, этого достаточно.

– Я бы не сказал, что информации достаточно. Настоящего имени-то нет, мисс Вермильи. В двадцать девять лет такая крошка почти наверняка должна была сходить замуж. Про обручальное кольцо и прочие драгоценности ни слова. Хорошо бы выяснить почему.

Секретарша бросила взгляд на часы.

– Вот и выясни, только не сейчас, а на Юнион-Стейшн. Времени у тебя в обрез.

Она встала. Я подал ей белый плащ и распахнул дверь.

– Да, – она переступила через порог и повернулась, – хочешь знать, что мне в тебе нравится? Что ты не распускаешь руки. Да и держишься неплохо. В целом.

– Распускать руки – последнее дело.

– А сказать, что не нравится? Угадай.

– Боюсь, не получится. Некоторым, например, не нравится, что я еще жив. Совсем не нравится.

– Вот и не угадал.

Я спустился с ней к машине и открыл дверцу. Машина была не ахти: «кадиллак-флитвуд». Она кивнула в знак благодарности и покатила вниз под гору.

А я вернулся к себе и сложил кое-что из вещей в дорожный саквояж. На всякий случай.

2

Поначалу все шло без неожиданностей. «Суперчиф», как, собственно, и всегда, пришел вовремя, и «объект» – точно это была не современная молодая женщина, а кенгуру во фраке – бросился мне в глаза сразу же. В руке у моей подопечной была лишь книжка в мягкой обложке, которую она выбросила в первую же попавшуюся урну. Села на скамейку и уставилась в пол. Вид, прямо скажем, невеселый. Печальнее некуда. Посидела. Встала и подошла к витрине с книгами. Постояла и, так ничего и не выбрав, взглянула на большие настенные часы, после чего заперлась в телефонной будке. Бросив пригоршню монет в прорезь, долго с кем-то говорила, выражение ее лица при этом совершенно не менялось. Повесила трубку. Подошла к полке с журналами, взяла «Нью-Йоркер», вновь посмотрела на часы и села читать.

Строгий темно-синий, шитый на заказ костюм, из-под костюма выглядывает краешек белой блузки, на отвороте большая сапфировая булавка и точно такие же сапфировые серьги – это, впрочем, была лишь догадка: ушей ее я не видел. Волосы рыжие с бронзой. В целом похожа на свою фотографию – разве что немного повыше, чем я думал. Темно-синяя шляпка с лентой и короткой вуалью. Руки в перчатках.

Через некоторое время вышла на привокзальную площадь к стоянке такси. Посмотрела налево, в сторону кафе, повернулась и, войдя в зал ожидания, окинула взглядом магазин, газетный киоск, справочное бюро и людей, сидевших на чистых деревянных скамейках. Одни окошки билетной кассы были открыты, другие закрыты, однако ни те ни другие интереса у нее не вызывали. Снова села и подняла глаза на часы. Стянула с руки правую перчатку и завела свои маленькие платиновые, без драгоценных камней часики. Я представил, что рядом с ней сидит мисс Вермильи. Ничего особенно чинного, благонравного в облике «объекта» не было, однако рядом с ней мисс Вермильи выглядела бы последней уличной девкой.

На этот раз тоже просидела недолго. Встала и прошлась. Заглянула во внутренний дворик. Потом вернулась, зашла в магазин и некоторое время простояла перед полкой с книгами. Ясно было, что, во-первых, если она и договорилась с кем-то встретиться, время встречи с приходом поезда не совпадало, и, во-вторых, она явно собиралась пересесть на другой поезд. Вошла в кафе. Села за столик, изучила меню, а затем углубилась в журнал. Подошла официантка с обязательным стаканом воды со льдом. Что-то заказала. Официантка ушла, а моя подопечная снова раскрыла «Нью-Йоркер». Было начало десятого.

Я вышел на площадь перед вокзалом и подошел к стоящему у стоянки такси носильщику.

– Пассажиров «Суперчифа» обслуживаем?

– Так точно. И не только «Суперчифа». – Покосился на доллар, который я теребил в пальцах.

– Я встречаю экспресс «Вашингтон – Сан-Диего». Кто-нибудь сошел с поезда, не знаешь?

– С концами? В смысле с вещами?

Я кивнул.

Он помолчал, окинул меня проницательным взглядом умных карих глаз и только потом сказал:

– Один пассажир сошел. Как выглядит ваш приятель?

Я описал ему человека, отдаленно похожего на Эдварда Арнольда[1]. Носильщик покачал головой:

– Ничем не могу помочь, мистер. С тем, кто сошел, у вашего приятеля абсолютно ничего общего. Видать, дружок ваш еще в поезде. Да ему и выходить-то незачем. Их ведь к «семьдесят четвертому» цепляют. Отойдет в одиннадцать тридцать. Еще, видать, не прицепили.