Обратный отсчет

— Во-во. А на дело времени не остается. Помяни мое слово, ничего, кроме геморроя, от своих размышлений ты не наживешь. Денег точно не прибавится. Бери пример с меня! Живу легко и в полном согласии с организмом. Захотел поспать — поспал, захотел выпить — выпил, и не забиваю голову ерундой.

— Брось, Мотя, я давно твоей философией проникся. В последнее время ни о чем почти и не думаю, а хабар все равно мимо плывет. Не мое это, наверное. Зря стараюсь. Никудышный из меня сталкер получился.

— Зато излагаешь гладко, и всяких идей у тебя в голове полно. Мог бы в приграничье дело открыть. Ну, вроде платных курсов для начинающих сталкеров.

— Кому они нужны, эти курсы? Все ведь нынче умные, всем давно известно, где берутся и сколько стоят артефакты. А сколько новичков по статистике не возвращается из первого рейда, ни для кого не имеет значения. Охота пуще неволи. Плюс жадность проклятая. Золотая лихорадка, эпидемия разразилась, иначе не назовешь.

— Это да, Зона сильно народ взбаламутила, многим извилины выпрямила. Но не все от жадности сюда прутся. Возьми «Монолит» или «Свободу». Разве эти чокнутые из-за денег сюда пришли? Их идеи привели. А «Долг»? Все, что соберут, ученым тащат. Такие бабки теряют! Тоже идеалисты сдвинутые. При чем тут жадность?

— В этом случае ни при чем, — Фил пожал плечами и подкинул в костер пару сырых веток. — Но это другой вариант, клинический. В Зоне все не как у людей.

Дыма от веток было больше, чем тепла, но дождь в последние двое суток не прекращался ни на минуту, и найти сухой валежник не удалось бы никому. Разве что в лесу, между кабаньих лежек. Но там было реальнее найти смерть, чем приличные дрова.

— Глубокая мысль, — напарник усмехнулся. — Мне со средним умом и не донырнуть. Заметно, что ты бывший философ.

— И военных тут тоже хватает, — задумчиво продолжил тему Фил. — И ученых немало. Нет, с золотой лихорадкой ты переборщил. Если брать в целом, старателей в Зоне меньше половины. Остальные иначе деньги зарабатывают или не зарабатывают вообще.

— Ладно, согласен, — Мотя лениво перевернулся с боку на бок. — Что там с тушенкой, разогрелась?

— «Душу» бы с пояса снял, — Фил ревниво покосился на подсумок товарища, г- А то все трескать тебе и трескать. Лопнешь скоро.

— Не все мне трескать, — напарник смачно зевнул. — Еще врезать по маленькой и поспать. И нечего завидовать. Я тебя звал, ты отказался.

— Я с «Каруселью» никогда не связываюсь. Ничего не боюсь, даже к «Воронке» могу вплотную подойти… ну, почти… а эту… чуть увижу — сердце в пятки. Может, предчувствую что-то?

— Смерть свою? Это вряд ли. Если, конечно, ты потихоньку в «карлика» не превращаешься, — Мотя коротко рассмеялся. — Они задолго все чуют. Спецы говорили, некоторые за неделю засады устраивают. Все предвидят, гады, и никого не боятся. Разве что слепых псов, да и то, когда те стаей нападают. Как там у нас с рентгенами?

Он снова зевнул и поежился. То ли от осенней прохлады, то ли от упоминания о жутких подслеповатых карликах из подземелий Чернобыля и Припяти.

— Полбутылки осталось, если ты на это намекаешь. Для веселья мало, только в сон потянет, а от радиации кое-как, да поможет. Но для таких целей ее надо по чуть-чуть употреблять, равномерно.

— Ну и давай ее… равномерно прикончим, и пусть в сон тянет, все равно собирались покемарить полчасика.

— Нет. До Выброса еще сутки. Можно многое успеть.

— Я уже неплохо затарился. Могу и пофилонить.

— Нечуткий ты человек, Мотя. Сам в порядке, и ладно? Вот тяпнет тебя кабан, будешь эыползать, как умеешь. Ты мне помочь не желаешь, и я тебе не помогу.

— «Душа» поможет, — Мотя лениво похлопал по подсумку. — С нею все раны на глазах заживают, ты ж знаешь.

— А ноги ватные, — Фил криво ухмыльнулся. — А от кабана только на ногах и можно уйти, стрелять тебе особо не из чего. Да и нечем. Сколько патронов осталось? Десяток?

— Полтора. И, между прочим, все с разрывными, — напарник потянулся и зевнул. — Бо-ольшая редкость, ручная работа можно сказать. С мертвяка снял. Похоже, наемник был.

— Наемник с «калашом»? — засомневался Фил.

— А что? Думаешь, они все с продвинутыми пушками ходят? «Калаш», между прочим, если семь-шестьдесят две да с особыми патронами — самая универсальная машинка.

— Сенокосилка, — хмыкнул Фил. — Точности никакой, особенно у твоего, укороченного. И патроны, что самодельные, что заводские, — ерунда на постном масле, на каждом десятом осечка.

— Ну да, куда уж нам против вашей Италии! — Мотя обиженно фыркнул. — Короче, Фил, не нагнетай. Помогу, так и быть. Утром. Ладно? А сейчас дай вздремнуть, раз уж не наливаешь.

Мотя сунул пятерню за ворот и с удовольствием почесал натертое лямкой рюкзака плечо. Фил хотел что-то ответить напарнику, но вдруг резко привстал и потянулся к оружию. Мотя тоже насторожился и замер в нелепой позе — рука за воротником. Оба медленно обернулись примерно в одну сторону и уставились в темноту. Рассмотреть они ничего не смогли, но этого и не требовалось. Сталкеры прислушивались.