Обратный перевод

Относительно наших планов на будущее. Я стал склоняться к тому, чтобы, начиная с осеннего семестра 1994 года начать читать такой курс, который одновременно был бы продолжением этого, но с некоторой текстовой основой, очень удобной для того, чтобы излагать материал, не теряясь в безбрежности, а строить его, соразмеряясь с текстами. Текст этот сам собою пришел и представился в качестве возможного и удобного, сам собой. Это — «Рождение трагедии из духа музыки* Ницше[80]. Текст доступный, и в переводе и в оригинале, но случилось так, что я его в этом году перевел заново, но не для того, чтобы лучше это сделать, чем другие — это уж от меня не зависит, — а для того, чтобы решить вместе с тем одну задачу, которую до сих пор никто перед собою не ставил, а именно: вместе с этим текстом перевести еще и все то, что об этом произведении в первые годы его существования было написано. В виде рецензий и так далее[81]. Такой корпус существует, отчасти в виде рукописей, а что касается самого ницшевского «Рождения трагедии* — придется сразу учитывать, комментируя этот текст, древнегреческую ситуацию, главным образом ситуацию древнегреческой трагедии и ситуацию в европейской науке, какой она сложилась к середине XIX века. Так что у нас появляется в первую очередь такой треугольник: античная культура — европейская наука — и Ницше, как самостоятельная величина, мыслитель и поэт. Сюда прибавляется еще и четвертый угол, который из этой плоскости (хотя это совсем не такая уж простая плоскость) делает нечто стереометрическое. Это мы сами и наша культура и мы сами как носители этой культуры и как люди, которые этой культурой произведены на свет. Тут есть о чем говорить. Трактат Ницше удобен тем, что он состоит из двадцати пяти маленьких параграфов — от одной страницы до трех-четырех. Удобно их комментировать последовательно, но только последовательно комментировать невозможно, потому что надо же вводить в курс дела, в суть греческой трагедии, что далеко не просто; вводить в историю филологии, какой она существовала в эпоху молодого Ницше; в конце концов, надо вводить и в творчество Ницше, а введение такое складывается из двух рядов: чисто биографическое введение, которое тоже невозможно миновать, и введение по существу, потому что сама мысль Ницше требует разъяснений и общих предположений…

Я думаю, что хорошо бы нам осенью 1994 года, если все будет хорошо, начать такой курс, и он бы занял у нас весь зимний сезон 1994–1995 годов. Надо попробовать это сделать. Главные тексты нам с вами доступны, потому что греческие трагики переведены, о них существует большая литература; те переводы, которые я вам называл, они сами принадлежат русской культуре (Софокл в nfep. Зелинского) и они произведены тем психологизмом XX века, который, конечно, видел греческую культуру только под определенным углом зрения, находя в ней прежде всего родственное себе. Зелинский и Анненский творили как бы изнутри той психологической ситуации, то есть находились как бы в конце того этапа новой европейской культурной истории, начала которой в музыке обозначились «Тристаном» Вагнера, уж мимо которого не пройдешь,