Обратный счет. Книга третья из серии «Сказки мегаполиса»

посредством небольшой мзды в виде припасенной коробочки «Коркунова»

выудить у той список тетенек, посещавших занятия в последнее время.

Зачем? А фиг его знает. Не знала Надя ответ на этот резонный вопрос,

поэтому сама себе его и не задавала. Надежда Михайловна обладала,

безусловно, трезвым и прагматичным умом, но при этом была человеком

действия. И ежели рассудок пока не мог ей выдать тактическое задание на

ближайшие часы, то следовало неукоснительно приступить к действию.

Рассудок потому и молчит, что ему пищи не хватает, поэтому Надежда

отправилась раздобывать для него эту пищу.

Только напрасно она явилась сюда. Даже вялотекущей деятельности в

ждущем режиме в этом офисе не велось, а сам офис оказался опечатанным. Не

было, значит, у метрессы никакой ассистентки. И секретарши тоже. Выходит, в

одиночку гнобила себя на поприще психологического здоровья населения эта

деятельница психологической науки. Зараза.

С недовольным видом стояла Надежда в пыльном, пахнущем какой-то

химической гадостью, коридоре, постукивая ножкой и сунув руки в карманы

расстегнутой шубы. Кто-то дотронулся до ее локтя, и она оглянулась. Рядом

стоял священник. Обычный православный батюшка, правда, весьма молодой.

Возраста, примерно, Андрея или чуть постарше, но из-за наличия бороды, а

также из-за того, что черное пальто было наброшено поверх черной же рясы,

выглядел он авторитетно и солидно. Правда, возле двери центра

психологической помощи стареющим мегерам увидеть священника Надежда

совсем не ожидала, тем более молодого.

– А вы не знаете, что здесь произошло? Отчего опечатали помещение? –

озабоченно спросил ее батюшка густым голосом.

При этом Наде показалось, что он, как бы это сказать… неспокоен.

Нервничает, что ли? Странно.

– Знаю, батюшка, – хмыкнула она невесело. – Хозяйка с собой

покончила. Буквально на днях.

– Не называйте меня батюшкой, пожалуйста. Я пока не иерей, а диакон, –

рассеянно поправил Надежду священнослужитель и замолчал, насупившись.

Неужели эта Шевчук была его знакомой? Или родственницей вообще? По

православным понятиям, самоубийство – это непрощаемый грех… Да, не

повезло дьякону с родственниками.

– Она была вашей тетей? – осторожно спросила его Надежда.

– А? Нет, ну что вы… Эта женщина разговаривала со мной недавно,

неделю назад примерно. Делилась своими страхами и совета просила. Я ни в

чем не смог ее убедить, она ушла, и, кажется, даже раздосадованная. И

почему-то разговор этот никак у меня из головы не выходит. Вот, попросил у

отца настоятеля благословение и решил ее навестить, чтобы поговорить еще

раз. Но опоздал, опоздал. Жаль. Не надо было мне ее тогда отпускать, но разве

вы, мирские, кого-нибудь слушаетесь? Своевольные, своенравные и

скептичные. Чем только мысли ваши не заняты, каких только страхов в себе не

носите!.. И что деньги в дефолт сгорят, и что машину угонят, и что шуба короче,

чем у соседки, и что стареете. А всерьез бояться только одного надо – чтобы не

умереть без покаяния.

– Батюшка… Ой, простите. А как мне к вам обращаться-то? – стараясь

быть учтивой, перебила его Надежда.

– Отец Иоанн, – без намека на улыбку ответил сверстник ее сына. – Я

служу в храме неподалеку. На соседней улице наш приход, знаете, наверно.

Надежда не знала, потому что этот район не знала вообще, но кивнула.

Потом поколебавшись спросила:

– Отец Иоанн, понимаете, с моей родственницей случилась большая

неприятность. Даже, наверно, беда. И беда эта связана с этим самым центром.

Ее обвиняют в немыслимых вещах, а доказать свою невиновность она никак не

может. Я сюда пришла, чтобы хоть что-то разузнать, все равно что, вдруг это ей

поможет. И ничего разузнать не смогла, потому что те, кто рядом на этаже

работают, ничего друг про друга не знают, а больше спрашивать не у кого.

– Сколько лет вашей родственнице? – отчего-то спросил отец Иоанн.

– Пятьдесят девять, кажется. Нет, пятьдесят восемь. А при чем ее

возраст? Почему вы об этом меня спросили?

– Она кого-нибудь обидела? Причинила вред? – не отвечая Надежде,

продолжил допытываться дьякон Иоанн.

– Она… Ее в убийстве подозревают. Я хочу, чтобы ее оправдали.

Священник молчал. Потом, не поднимая глаз на собеседницу, спросил:

– Вы что же, в нашу полицию не верите? Они должны разобраться. У них

и возможности другие, не такие, как у вас, и люди там – профессионалы. Зачем

вы хотите вмешаться?

– Полиция уже все про нее решила, мне кажется.

– Так может, и правильно, что решила?

– Может, и правильно, – потеряв весь задор, бесцветным голосом

проговорила Надежда. – А может и неправильно. Я должна попытаться.

Отец Иоанн стоял, задумавшись, и неторопливо перебирал в широких

рукавах рясы нитяные четки. Потом произнес негромко:

– Та женщина приходила не на исповедь, а за советом. Значит, тайны

исповеди я не нарушу. Ее уже нет в живых, а вашей родственнице мой рассказ,

возможно, чем-нибудь и поможет. Правда, не знаю, чем. Что ж, слушайте.

Неделю назад, когда дьякон, отслужив панихиду, вышел из храма,

собираясь зайти в трапезную, а потом отправиться в келью, чтобы передохнуть

до вечерней службы, дорогу ему заступила женщина, ярко одетая, ярко