Обратный след

Ревизоры поздоровались с Денисовым, они знали друг друга не первый год.

— Как раз кстати, товарищ инспектор! — обратился коротышка ревизор. — Пассажиры эти… Штраф не платят и фамилий не назвали.

— Как не назвали?! — обиделся Немец. — Я и паспорт показал!

— При-мор-ский край… — протянул пожилой ревизор.

Немец подмигнул:

— А вы приезжайте! Заодно и штраф получите! Красотища у нас!

— Заканчивай, пожалуйста, — сказал старичку ревизору напарник. — И пошли дальше.

Они передвинулись по другую сторону прохода — к Мордастому и тем, кто сидел рядом с ним.

Оставшись без собеседника, Немец поймал взгляд пассажира в кожаной куртке и берете:

— Плохо перенесли полет?

— Есть немного. — Тот поморщился, отгоняя дурноту.

Немец сменил тему:

— У нас на Дальнем Востоке сейчас зима! Хорошо! В магазинах чавыча, папоротник. Не пробовали? Японцы папоротник на валюту покупают. Вкус! Белые грибы… А вот пищевых отравлений нет. Вы откуда сами?

— Сибиряк… — Пассажир поправил сползший на лоб берет.

— Тоже не ближний свет. — Немец кивнул. — Учитель?

— Бухгалтер.

— На предприятии? В школе?

— В Запсибзолоте. — Он отвечал, казалось, из последних сил.

Немец понял — отстал с вопросами, поспешил подвести черту:

— Значит, вам тоже ездить приходится. — Он погладил лысину. — О папоротнике мало кто знает. В прессе о нем не писали…

— Все до Москвы? — перебил его ревизор. — Платить штраф собираетесь?

— Придется…

— А билетную кассу все-таки надо ставить ближе к аэропорту, — заметил Мордастый, доставая трехрублевку. За ним уже все безбилетники полезли за деньгами. — Чтобы человек мог купить билет у поезда, а не бежал бы в последнюю минуту вдоль состава…

— Да, но кого они будут тогда штрафовать? — опросил Музыкант.

— Фамилии назовите, — уже спокойно предложил, ревизор.

— Пименов А Эф, — сказал Бухгалтер, покрываясь испариной со лба. Лицо его снова покривилось.

Долговязый участия в разговоре не принимал. Он скинул плащ, остался в пуловере с бегущими голубыми и красными полосами, в кашне. У него оказалась сильная спина боксера или грузчика, длинное сухощавое тело.

— Сидоров, — назвал он себя.

Это была ложь. В ориентировке, помнил Денисов, стояла двойная фамилия. Однако не Сидоров и не Андреев, как в выброшенном из вагона паспорте.

Ревизор тем временем обернулся к другим оштрафованным, сидевшим по другую сторону прохода:

— Фамилии…

Теперь пассажиры были настроены юмористически. Мордастый поправил полотенце на шее:

— Мигель Сервантес Сааведра. Чтобы избежать ошибок, можете указать просто «Сервантес».

— Следующий…

— Данилов, — отрекомендовался Альтист. — Альтист Данилов.

Выписав квитанции, ревизоры присели в купе, уже как пассажиры. Их заинтересовало сообщение Немца о дальневосточном лакомстве.

— На вид трава… — втолковывал Немец. — А вкус белых грибов! И никаких пищевых отравлений!

— Между прочим, о папоротнике писали. — Мордастый поднял полотенце выше к подбородку. — И не раз. «Наука и жизнь», по-моему.

— Дорогая штука? — спросил Альтист-Музыкант у дальневосточника.

— Да нет…

Музыкант хотел еще чем-то поинтересоваться, но его перебили. Денисов обратил внимание: он сразу замолчал, будто был даже удовлетворен тем, что предоставил авансцену другим желающим.

Нельзя было не заметить: съехавшиеся с разных сторон, впервые словно бы видевшие друг друга пассажиры сближались легко и беспечно, будто в соответствии со знакомым, заготовленным заранее сценарием.

— Может, перекусить по этому случаю? — спросил Немец. Он выглядел добродушнее всех. — До Москвы минут сорок, не меньше. У меня сало!

Кто-то засмеялся:

— Лучше бы папоротник!

Электричка шла со всеми остановками. Денисов сел на свободное сиденье, ближе к двери, закрыл глаза. Разговоры транзитных, реплики коротышки — пожилого ревизора — долетали и сюда. Говорили все, кроме Долговязого, тот по-прежнему занимался ногтями и пилочкой. Обычный вагонный разговор…

«Надо позвонить на вокзал, чтобы их встретили, — подумал Денисов. — В одиночку я могу все испортить…»

Немец, в сущности, утвердил его в принятом решении, заметив на вопрос одного из ревизоров:

— Одни, знаете ли, предпочитают синицу в руках, другие ставят на журавля в небе!

— Станция Бирюлево-Пассажирское, — крикнула в микрофон проводница. Пронзительный голос, пробившись сквозь хрип, разнесся по составу. — Следующая Бирюлево-Товарное…

Денисов поднялся, оглядел салон. Немец и Мордастый уже разговаривали между собой как люди, хорошо знающие друг друга. Музыкант дремал или только делал вид, что дремлет, едва заметно покачиваясь в такт колесам. Бухгалтер тоже поднялся, чтобы выйти в тамбур, — видимо, ему так и не стало лучше.

Электричка тормозила, на ходу раскрывая двери.

Уже выходя, Денисов поймал в стекле чуть сгорбленную, мускулистую спину, с бегущими по пуловеру полосами, болезненное лицо Бухгалтера и метнувшийся ему вслед тяжелый взгляд Долговязого.

Застывшие глаза пострадавшего были обращены к верхней точке на крыше нового элеватора, высившегося по другую сторону путей.

Денисов выключил фонарик, обернулся к Антону:

— Давно вызвали оперативную группу?

— Сейчас должны быть… Да вон они! — Антон махнул рукой.