Распространять идеи о Пушкине — жертве цензуры было в то время небезопасно. Но Некрасов отважно боролся за освобождение образа поэта от лживых биографов. Это было особенно важно для молодежи, которой внушали, что Пушкин был не более чем легкомысленный певец красоты...
Позже, уже в семидесятых годах прошлого века, Н. А. Некрасов писал о Пушкине в поэме «Русские женщины». Поэт в ней появлялся дважды. Сначала юношей среди живописной южной природы. Второй раз читатель встречался с ним в салоне Зинаиды Волконской. Поэт, недавно возвращенный из ссылки, изменился: он пережил разгром декабристов, гибель лучших друзей, стал вдумчивым, умудренным жизненным опытом. Но по-прежнему верен друзьям-декабристам, сохранил свободолюбие:
Речь Пушкина, обращенная к жене декабриста, акцентирует внимание на неистощимом пушкинском вольнодумстве, ведь «некрасовский» поэт утверждает, что гораздо лучше сибирская каторга, чем придворные цепи:
Пушкин, ненавидящий деспотизм и тиранию, каким он показан Некрасовым, говорит о подвиге жены декабриста как о примере для потомков:
Голос Некрасова в защиту Пушкина был особенно весом, так как для молодых людей 70-х годов он стал наиболее значительным авторитетом[140]
.Вожди революционной демократии оценивали Некрасова выше других предшественников в литературе. В письме к Некрасову Н. Г. Чернышевский утверждал: «Такого поэта, как Вы, у нас еще не было. Пушкин, Лермонтов, Кольцов, как лирики, не могут идти в сравнение с вами... Ваши произведения, изданные теперь, имеют более положительные достоинства, нежели произведения Пушкина, Лермонтова и Кольцова»[141]
.В Пушкине в ту пору не видели сподвижника-борца, не находили у него социальной злободневности. Подобные позиции в крайней форме проявились в воззрениях Д. И. Писарева.
В «Отцах и детях» И. Тургенева есть примечательный разговор Базарова с Аркадием о том, что следует читать серьезному человеку в пору накала общественных настроений, какую переживала Россия в преддверии 60-х годов прошлого века. Пушкин в такой период «никуда не годится», следует «бросить эту ерунду. И охота же быть романтиком в нынешнее время!» — проповедует Евгений. Нужно что-нибудь «дельное» — и советует «Stoff und Kraft» Бюхнера.
Разночинцы, деятели нового этапа революционного движения, видели смысл жизни и цель ее в борьбе и считали недопустимым отвлекаться на сентименты, чувственность и прочие «дворянские» настроения. И. С. Тургенев точными штрихами отразил идеи и дух нигилистов, отрицавших отжившие устои и порядки. Пушкина, да и вообще поэзию связывали они с расслабленностью душевной, с негой, воспеванием красоты. Разве этим «искусам» можно было поддаваться, когда главное состояло в том, чтобы «возбуждать ненависть к рутине, злу, лихоимству»[142]
? Таким, по словам шестидесятницы Е. Н. Водовозовой, было кредо активных молодых людей, ненавидевших монархию, царский произвол, беззаконие.