Итак, пословица имеет три уровня содержания (смысла): 1. буквальный, прямой смысл, выраженный словами и синтаксисом предложения (например, для рус. пословицы Любишь кататься, люби и саночки возить
буквальный смысл: «Тот, кто любит кататься на санках, должен возить санки на гору»); 2. обобщенный логический смысл (для данной пословицы условно: «Если хочешь получить удовольствие, надо потрудиться»); 3. прагматический (функциональный) смысл, который определяется интенцией говорящего, целью актуализации пословицы, а эта цель в свою очередь зависит от ситуации, в которой пословица актуализируется (данная пословица может быть поучением, дидактическим высказыванием; может быть упреком, адресованным ленивому человеку, может быть осуждением, выражением сочувствия тому, кому приходится много трудиться, и т. д.).Понимание пословицы (как и других паремий) как прагматически маркированных высказываний позволяет применить к материалу пословиц понятийный аппарат и методику изучения речевых актов, разработанные в лингвистике в середине прошлого века и лежащие в основе весьма продуктивного направления, называемого теорией речевых актов (вслед за Дж. Л. Остином, Дж. Р. Сёрлем и их последователями – см. [НЗЛ 1986])[51]
. Сочетание лингвистического и фольклористического подхода при изучении пословиц тем более естественно, что, по распространенному представлению, пословицы наполовину принадлежат языку (являются единицами языка, языковыми клише), а наполовину – фольклору (являются малым жанром фольклора)[52]. В любом случае пословица представляет собой высказывание (в лингвистическом смысле и в смысле Бахтина), получающая свое окончательное смысловое наполнение только в момент актуализации.Как принято считать, основная функция пословицы – выносить вердикт относительно положения дел в мире, т. е. формулировать «правила», «нормы», максимы жизни, чему посвящена большая часть пословиц и в сборнике Вука. Они имеют по преимуществу форму «констатаций», которые выражают общее мнение о положении вещей в мире, о соотношении между вещами или явлениями и концентрируют в себе коллективный опыт многих поколений: Ако знаш што ти је било, не знаш што ти ће бити
(Ты знаешь, что с тобой было, но не знаешь, что с тобой будет); Ватра се сламом не гаси (Огонь соломой не погасить); Велике рибе мале прождиру (Большие рыбы поедают маленьких); Ивер не иде далеко од кладе (Щепки от колоды далеко не отлетают); Нема науке без муке (Нет науки без муки); Нема смрти без суђеног дана (Нет смерти без назначенного дня); Зрела воћка сама пада (Зрелый плод сам падает); Не стоjи кућа на земљи, него на жени (Дом стоит не на земле, а на женщине). Они не содержат никаких формальных признаков присутствия субъекта речи (ни знаков его интенции, ни показателей экспрессии, ни оценки ситуации и т. п.). Но эти же самые пословицы могут при своей актуализации в той или иной ситуации дополнительно приобретать прагматическую семантику. Например, пословица Не стоjи кућа на земљи, него на жени может быть не просто утверждением о важной роли женщины в семье, она может быть, например, похвалой хорошей хозяйке дома, или выражением сочувствия женщине, на долю которой приходятся все заботы о доме, или же соболезнованием по случаю смерти хозяйки и т. п.Таких примеров, когда пословицы, будучи формально, по типу предложения, констатациями, относящимися к настоящему, прошедшему или будущему, могут становиться по своей прагматической функции разными речевыми актами (и разными вербальными жанрами), можно привести немало.