Образ мира в тексте и ритуале

Как до этого до времечка / Я ходила – мне хотелося, / Я гуляла – мне тулялося. / Как сегодняшним Господним Божьим денечком / Я ходила – не ходилося, / Я гуляла – не тулялося, / Я столько нагулялася, / Сколько с волей растерялася [РСЗ: 117–118]; Как до этоей поры да было времечки, / И до сегоднишна Господня Божья денечка, / И на горы стоял у девушки зелёной сад, / (…) / И как до этоей поры да было времечки / И добры людушки ходили, не боялися, / И мимо добры кони шли, да не пугалися; / И как сего дня, сего денечка Господнего, / И как конишка против саду становилися, / И сватухишечка, оны, да сторопилися / И зелен сад да разорить тут согласилися, / И мою волюшку ведь взять да во неволюшку [Б.: 285–286]; Дак до тово года, по те годы / Ты жалел меня, батюшко, / Пушче всех своих детонёк. / Дак цяс отнонь да топерице / У тебя жо, мой батюшко, / (…)/ Дак разошлосе жаленьицё… [PC 1985: 38]; Мне-ка та пора вре-мецько, / Надо ревить, надо плакати [там же: 57]; Как до этого Господня Божья утрушка / Я ставила самовары золоченые /(…)/ И поила я гостей да приходящи-их. / Но сегоднешним Господним долгим утрушком / На весельи мои желанные родители, / Избывают меня белой лебедушки [РСЗ: 127]; От сево год да сево годы, / Да сево год, да сево годы, / Я во семье стала лишняя, / Во семье-то немилая, / Во детоньках да постылая / Севогоднешню ноценьку [PC 1985: 54].

Подобно тому как невеста прощается со «своим» местом, она прощается и со «своим» временем: «Прошёл жо мой дивей век, / Прокатиласе красота» [PC 1985: 68]. Все, что она делает в дни свадьбы, делается «не в первый, но в последний раз» в ее девичьей жизни: