Образ мира в тексте и ритуале

Одним из ярких следствий ритмической инерции заговорного текста является порождение аномальных грамматических (словоизменительных, словообразовательных, синтаксических) форм и семантических явлений под влиянием других форм, входящих в тот же ряд. Разумеется, о грамматических и семантических аномалиях можно говорить лишь со значительной долей условности, поскольку далеко не всегда мы можем судить о правильности диалектных или книжных по происхождению форм, используемых в текстах заговоров. Тем не менее во многих случаях предположение об «инерционности» тех или иных форм и конструкций кажется правдоподобным.

В области именного словоизменения к такого рода инерционным формам можно отнести, например, аномальную форму род. и. ми. числа суставей, объясняемую аналогией к соседним в ряду существительным, для которых подобное окончание является нормой: «с костей, с моздей… с бровей и со тридевяти суставей» [ВЗ: 218]; то же: «из мягких губ, из белых зуб» [там же: 211] (ср. известную шутку «У рыб нет зуб, у рыбов нет зубов»); «сто девять замков… сто девять ключов» [РЗЗ: 1004]; «Не бойся ни прикосов, ни уроков, ни щепотов, ни ломотов» [там же: 357] (последние два слова по аналогии с первыми образованы по модели слов муж. рода). В ряду форм род. пад. ми. числа: «из темных лес, из быстрых рек, из гремучих ручей» [там же: 285] нулевая флексия нормальна только для рек, а остальные формы обязаны своим появлением ритмической и звуковой инерции текста. В цепочке парных субстантивов женского рода появляется инерционная форма жен. рода ручья: тоска-тоскица, ручья-ручьица, река-рекица, вода-водица [там же: № 100] (отметим еще аномальное отсутствие чередования заднеязычных перед суффиксом – ица). Притяжением к слову камень можно объяснить грамматический род и форму Евангель в следующем контексте: «Это не камень – Господень Евангель. На этом Евангели…» [там же: 1644]; влияние формы дверьми, возможно, определило нетипичные формы воротьми, сеньми: «Из избы дверьми, из двери воротьми» [там же: 357]; «Из дверей дверьми, из сеней сеньми» [там же: 1911].

Глагольное словоизменение также подвержено действию механизма инерции. По-видимому, инерцией можно объяснить аномальную форму императива от глагола брызгать в формуле «Ты, конь, рыж, ты, кровь, не брыжь» [ВЗ: 151] («ассимиляция» к предшествующей ей форме краткого прилагательного рыж). В глагольных парах сбасалися, сцепалися [там же: 168]; не болело, не щемело [там же: 216] можно усмотреть уподобление вторых глаголов первым глаголам по типу основы[70]. В ряду «правильных» имперфективных глаголов появляется форма исчахала от однократного глагола исчахнуть, не способного к образованию имперфектива: «Та жена исчахала, помирала, пропадала» [РЗЗ: 1911].

Однако наиболее широко и свободно действует механизм инерции в области словообразования. Закономерная форма nomen agentis креститель от /-глагола крестить породила в условиях грамматического параллелизма «неправильную» форму помогитель с тем же значением от глагола другого (атематического) класса – помочь: «Иван Креститель, святой помогитель, помоги и пособи…» [РЗЗ: 279]; тот же механизм порождает немотивированную форму рабыльница по образцу нормативной формы родильница: «Я пошла по рабам, по рабыльницам, по младеням, по родильницам» [там же: 462]. В сочетании кротости и смирности [там же: 40] первое слово стандартно, а второе скорее всего инерционно; нестандартный дериват сонница явно обязан своим происхождением «нормальному» слову бессонница [там же: 101, 102]. Выражение рыда рыдучая в целом и его составляющие по отдельности, не отмеченные вне текстов заговоров (см. [СРНГ35: 302, 304]), обязаны своим возникновением влиянию «параллельной» формы тоска тоскучая («Три тоски тоскучия, три рыды рыдучия» [ВЗ: 14]), причем основой аналогии является семантическая и прагматическая (ситуативная) близость глаголов тосковать (в его соотношении с тоска) и рыдать; этим обусловлено и аналогическое словообразование: тосковать – тоска = рыдать – рыда, тосковать – тоскучая = рыдать – рыдучая.