Образ мира в тексте и ритуале

Приведенными примерами отнюдь не исчерпываются русско-сербские схождения в области народного права. Есть еще немало примеров, относящихся как к общественным мерам раскрытия преступлений и наказания преступников (побои, позоренье, проклятие, изгнание из села и др.), так и к магическим приемам распознавания и наказания преступников (символическое отпевание и поминание, манипуляции со следами и др.)[100], а также к магии, используемой самими ворами (магия мертвого тела, могильной земли). Наконец, для всех славянских традиций характерна ритуальная и символическая кража, к которой прибегают в магических целях (см. подробнее [Толстая 1999в]), но это уже не имеет отношения к правосудию.

Этнографические наблюдения в записках иностранных путешественников о России в XVI–XVII вв.

Записки иностранных путешественников, посещавших Россию в XV–XVII вв., особенно наиболее подробные из них, относящиеся ко времени правления Ивана Грозного и принадлежащие австрийскому дипломату барону Сигизмунду Герберштейну и папскому послу Антонио Поссевино, многократно издававшиеся в отрывках и целиком, как в оригиналах, так и в переводах, в том числе на русский язык, привлекали внимание многих историков как ценные свидетельства современников о дипломатической и военной политике Московии XVI в., о государственном устройстве, идеологии, экономике, торговле, о царской власти, юридических установлениях, а также о географии страны, ее климате, дорогах, реках, флоре и фауне, поэтому они справедливо считаются ценными историкогеографическими источниками. Значительно меньше внимания уделяли эти авторы нравам и быту московитов, их обычаям, языку, занятиям, праздникам и т. д. Но такого рода свидетельств тоже немало, и, хотя они часто случайны, отрывочны, не всегда достоверны и не могут претендовать на роль этнографического источника, все же заслуживают внимания и оценки с точки зрения их соответствия более поздним и более надежным данным. В них отражено прежде всего то, что отличало русскую жизнь в ее повседневных бытовых проявлениях от европейских привычек и порядков, именно эти отличия прежде всего бросались в глаза иностранцам и вызывали их интерес. Вместе с тем их нельзя считать всего лишь побочными наблюдениями ради праздного любопытства. Герберштейн сообщает, что эрцгерцог Фердинанд приказал своим послам присматриваться к русским обычаям:

…Обязываем вас при (каждом) случае (…) тщательно исследовать как содержание (их) веры, так и обычаи, дабы мы, осведомленные таким образом со всех (возможных) сторон, могли бы вникнуть в религию и обряды этого народа, какие они имеют обыкновение соблюдать как в делах церковных, так и светских [Герберштейн 1988: 267–268].

Если попытаться систематизировать эти отрывочные сведения, то мы увидим, что в целом они охватывают все основные стороны жизни русского населения того времени (прежде всего городского): особенности материальной культуры, т. е. вид и устройство жилища, одежду и обувь, пищу, хозяйство (земледелие, охоту, кузнечное дело, военное дело и т. д.); отмечаются антропологические особенности русских (крепкое сложение, физическая сила, выносливость, красота); описываются, хотя и отрывочно, обряды и обычаи (крещение, свадьба, погребение и поминания), календарь праздников, посты, верования и суеверия, привычки и нравы.

Самое большое внимание уделяется в записках иностранцев вопросам веры – не только в догматическом аспекте (как в случае бесед Поссевино с Иваном Грозным о религии), но и в бытовых проявлениях, и это естественно для европейского взгляда на православную русскую практику, русскую «схизму», как она воспринималась представителями католического мира. Ни один из авторов не упускает случая отметить религиозную нетерпимость русских. Итальянец Берберини рассказывает, что русские не позволяют входить иноземцам в свои церкви, и ему стоило больших усилий и денег побывать дважды в одной русской церкви, раз днем, а в другой раз ночью [ЛИ: 151]. По свидетельству Поссевино,