Образ жизни, который мы выбираем

В новейшие времена появилось множество литературы, посвященной формированию воли – в основном нерелигиозных авторов. Тут прежде всего нужно упомянуть книгу французского педагога Пайо о формировании воли, переведенную на многие языки. В этой книге читатель найдет много интересных предложений по практическому формированию воли. Но в ней ни слова не говорится о глубинных психологических факторах сдерживания нашей силы воли. Автор совсем забыл, что воля подкупается низменными страстями, и что поэтому все те, кто, следуя указаниям этой книги, занимаются гимнастикой своей воли, неожиданно убеждаются в том, что выполнение поставленной задачи несравнимо труднее, чем им представлялось. Классическую оценку этих трудностей можно найти в признаниях Августина. Августин говорит о «болезни человеческой воли», суть которой в том, что тело-то слушается, когда ему приказывают двигаться, но вот воля не подчиняется, когда ее побуждают к какому-либо преодолению самой себя. Причина в том, что христианская теология называет «последствиями первородного греха», а именно в необъяснимой слабости и неуверенности духовной силы человека. Исцелить его можно только тогда, когда человек, серьезно желающий одержать верх над миром инстинктов, ощутит потребность значительного усиления его духовной уверенности и более глубокой информации о той игре, которую то и дело затевает с ним природа, затуманивая его внутренний мир иллюзиями относительно ценностей видимого мира. Зная эту тайну укрепления воли, последователи индийской йоги прежде всего убирают у своих учеников «завесу Майи» (в индийской философии, в Ведах означает восприятие окружающего нас мира как миража, как космической иллюзии. – Прим. издателя), делающую их рабами законов видимого мира. Сэр Альфред Лайелл, одним из первых европейцев постигший тайную индийскую науку самообладания, попытался в своих «Азиатских исследованиях» («Asiatic Studies») разъяснить европейскому читателю, насколько индийская духовность опередила европейскую гимнастику воли и как многому мы можем у нее научиться, чтобы преодолеть нашу современную наивность, однобоко возвеличивающую этот мир – мир земной. Нет сомнения в том, что однажды духовный обмен между Западом и Востоком принесет обеим – сегодня еще разделенным – половинкам человечества множество плодотворных знаний – в том числе и в области воспитания и самовоспитания.

Мужественность и женственность

1. О расширении мужского идеала силы

Настало время углубить понятие мужского самоутверждения и показать, что в непоколебимой нравственной позиции по отношению к большим соблазнам человеческой жизни проявляется гораздо больше мощной энергии, чем в демонстрациях грубой физической силы. Легче в ноябре искупаться в речке, чем смело стоять за правду, если при этом рискуешь, что тебе устроят допрос с пристрастием или объявят общественный бойкот. Такая духовная реформа так называемого «самоутверждения» включает в себя еще и непоколебимую позицию по отношению к клевете, а также вражде и всякого рода преследованиям. Подлинная самостоятельность мужчины проявляется как раз в том, что он не позволяет дурному примеру сломать его собственную позицию и лишить покоя; наоборот, он сам высоким примером может посрамить противника. Как мало людей помнят сегодня о высокой задаче очищать свои ежедневные мысли и слова, которыми они реагируют на окружающих, от приливов уязвленного самолюбия, и выражать свой протест против неправильного обращения с собой не просто раздраженным контрударом!

Пора поговорить и о большой разнице между высшим и низшим понятием чести, между требовательной и жертвенной честью. Есть люди, гордящиеся своим легкораздражимым самолюбием; они ничего ни от кого не потерпят, они всегда готовы уничтожить того, кто всего лишь слишком близко к ним подойдет. На самом деле эта раздраженная позиция – доказательство того, что заблуждающиеся люди бесцеремонно защищают то, чего у них просто нет. А есть у них только раздутое «ничто» без всякого морального стержня. Они не знают ничего, кроме требовательного самолюбия, занятого только перечислением обязательств других, но для которого не святы ни чужая честь, ни чужая собственность, ни сама жизнь. Только жертвенному чувству собственного достоинства присуща подлинная честь, питающая это чувство: человек обладает честью только в той мере, в какой он признает и исполняет свои обязанности. И чем добросовестнее и глубже человек осмысливает свои обязанности, чувствуя на себе весь их груз, тем больше в нем чести.