Образование древнерусского государства

Не было ли оно результатом каких-либо родственных связей скандинавских правителей с киевскими князьями, которые считали себя в силу этого, быть может, владельцами земель на далеком севере (оформляя все это в соответствующих договорах), куда они, по-видимому, никогда не заглядывали и где могли появляться лишь наемники-варяги да викинги из скандинавских родственников?

Иная обстановка складывалась на юге. Здесь Руси приходилось иметь дело с кочевой стихией черноморских степей. Усиливались печенеги — грозные «вороги» Русской земли.

Печенеги подходили к южным окраинам Русской земли.

Опасность со стороны хищных и воинственных кочевников заставила Владимира

ставити городы по Десне, и по Востри, и по Трубежеви, и по Суле, и по Стугне, и поча нарубати муже лучыние от Словень, и от Кривичь, и от Чюди, и от Вятичь, и от сих насели грады; бе бо рать от Печенег, и бе воюя ся с ними и одоляя им[619].

Для борьбы с печенегами Владимир закладывает Белгород на реке Ирпени у Киева, укрепляет Переяславль, ходит в Новгород «по верховьние вое на Печенегы, бе бо рать велика бес перестани», возводит укрепления «на очень большом пространстве», состоящие из завалов (засек), валов и тынов с воротами. Укрепления, стоявшие у «последних пределов» древнерусского государства времен Владимира, располагались всего-навсего в двух днях пути от Киева. Здесь именно Владимир расстался со своим гостем, архиепископом Бруноном, отправлявшимся в печенежские степи для проповеди христианства. Это было в 1008 г.[620]

Борьба с печенегами, тяжелая и беспрестанная, породила сказания, нашедшие отражение в летописном рассказе о Яне Усмошвеце и его единоборстве с печенежским богатырем, об осаде Белгорода печенегами, помещенной в летописи под 997 г. Она отразилась и в былинах киевского цикла, в которых русские богатыри сражаются с кочевниками-степняками. Только в памяти народной, по вполне понятным обстоятельствам, «злой татарин» заслонил собой печенега, само имя которого в народном эпосе исчезло. Своей энергичной деятельностью по обороне южных рубежей Руси Владимир обезопасил поселения Киевской земли от нападений печенегов, но печенежская опасность не была устранена, и угроза со стороны печенежской степи продолжала висеть над Русской землей вплоть до времен Ярослава.

Объединение восточных славян под единой властью в составе единого государства закончилось. Наметились и укрепились границы Руси. На «богатырской заставе» на юге и на севере, на западе и на востоке стояли бесчисленные «вои» Владимира.

Теперь нужно было приниматься за «строй земляной» и «устав земляной».

Перед Владимиром стояла задача — завершить создание Киевского государства, собрать в своих руках все силы восточнославянского мира, «а для этого требовалось сосредоточить в своих руках более непосредственную и действительную власть над ним»[621].

«Империя Рюриковичей» была «скроена из лоскутьев» (К. Маркс). Этими лоскутьями Киевской державы были отдельные ее земли и области, где сидели и правили всевозможного рода «светлые и великие князья» — племенные князьки, «находници»-варяги, скандинавские конунги, «воеводы» вроде Свенельда и прочие самостоятельные или почти самостоятельные правители.

Теперь этой самостоятельности отдельных земель, входивших в состав Киевского государства, приходил конец. Вместо «светлых и великих князей» по городам — центрам отдельных областей Руси — Владимир рассадил своих сыновей, связав таким образом различные земли Древней Руси со стольным Киевом династическими, семейными узами.

Летопись называет имена 12 сыновей Владимира, детей его многочисленных жен. От Рогнеды у него были сыновья Изяслав, Мстислав, Ярослав и Всеволод, от «Грекине» — Святополк (собственно, сын Ярополка, так как, когда, по закону левирата, Владимир взял в жены вдову убитого Ярополка, она уже «бе непраздна, от нея же родися Святополк»), «от Чехине» — Вышеслав, «от Болгарыни» — Борис и Глеб, «от другая» — Святослав, Станислав, Судислав и Позвизд.

В последнее время рассказ летописи о «посажении» Владимиром своих 12 сыновей по «градом» земли Русской вызвал критику со стороны В.А. Пархоменко, который, считая все сообщение летописца «комбинированным легендарно-эпическим сказанием», ссылается при этом на то, что Титмар Мерзебургский знает только трех сыновей Владимира, на противоречие между Несторовым «Житием Бориса и Глеба» и летописным и на противоречие в самой летописи[622].

Но сомнения В.А. Пархоменко напрасны.

Свидетельство Титмара Мерзебургского само по себе еще ничего не означает, так как считать его более компетентным, нежели наш летописец, писавший во времена сына и внуков Владимира, нет никаких оснований.

Одного из сыновей Владимира Титмар Мерзебургский знает хорошо. Это — Святополк, зять польского короля Болеслава. Других он не называет по именам.