Интересно отметить, что отождествление варягов с русью в летописи не является первоначальным, а введено составителем «Повести временных лет» 1111 г.; в предшествующем своде 1093 г. говорилось о том, что варяжские дружины стали называться «русью» лишь в Киеве. Многочисленность норманнов при дворе князя могла натолкнуть летописца на мысль о том, что если «русь» — господствующая знать (это особенно хорошо замечали «словене»-новгородцы), а среди нее много норманнов, которых «чудь», «емь», «сумь» зовет «ruotsi», т. е. «русь», то не отсюда ли пошло и название земли — «Русь» и населения — «русские», «преже бо беша словени»? Тем более что «русь», приходящая из Киева, имела в своем составе много скандинавов. Новгород же, который был ближе к Скандинавии, «Русью» не назывался.
Вопрос о происхождении термина «русь» по-прежнему остается еще сфинксом древней русской истории.
Общественное развитие, результатом которого было создание древнерусского государства, вызвало большие изменения в этническом составе населения Восточной Европы. Как ни была примитивна «скроенная Рюриковичами» из лоскутьев, «нескладная», «скороспелая и аляповатая» древнерусская держава, тем не менее развитие и укрепление государственности на территории Восточной Европы, государственности, находящейся в руках русской варварской, феодализирующейся, а позднее уже и чисто феодальной верхушки, имели огромное значение в формировании древнерусской народности. Киевское государство политически объединило восточнославянские, русские, племена, связало их общностью политической жизни, культуры, религии, общей борьбой с «ворогами» и общими интересами на международной арене, историческими традициями, способствовало появлению и укреплению понятия единства Руси и русских.
Развивающиеся торговые связи между отдельными областями Руси, сношения между русским населением различных земель, установившиеся в результате «нарубания» воев, хозяйничания княжих «мужей», расширения и распространения княжеской государственной и домениальной администрации, освоение княжой дружиной, боярами, их «отроками» все новых и новых пространств, полюдье, сбор дани, суд, переселения по своей инициативе и волей князя, расселение и колонизация, совместные походы, поездки и т. п. — все это в совокупности постепенно разрушало культурную, языковую, племенную и территориальную разобщенность. В племенные и областные диалекты проникают элементы диалекта соседей, в быт населения отдельных областей — черты быта русского и нерусского «людья» других мест, и т. д. Обычаи, нравы, быт, порядки, религиозные представления, сохраняя много различия, в то же самое время приобретают общие черты, характерные для всей Русской земли. И так как «главное орудие человеческих торговых сношений есть язык», то эти изменения в сторону единства в этнокультурном облике русского населения Восточной Европы идут прежде всего по линии установления общности в языке, так как язык — основа народности[777]
. Народность — понятие этническое, и, говоря о древнерусской народности, мы будем исследовать вопросы этнического порядка, а следовательно, в первую очередь — языкового. Нужно прежде всего подчеркнуть, что уже в племенных диалектах наблюдаются явления, свидетельствующие о развитии в сторону некоего единства. В этом отношении характерен говор полян, говор «Руси», полян, «яже ныне зовомая Русь». Еще в очень отдаленные времена говор населения киевского Приднепровья впитал в себя элементы языков пришельцев в эту местность, славянского и неславянского происхождения, особенно с того момента, когда Киев стал центром древнерусского государства. Киевский диалект формировался в результате сложных процессов схождений и выдвигался в качестве общерусского языка. Поэтому-то древнекиевские говоры носили своеобразный «серединный», переходный, как бы собирательный характер. И лишь с течением времени, после Батыева нашествия они передвинулись на север, сохранившись здесь, в киевском Полесье, в виде окраинных, тоже переходных диалектов.