Читаем Образование древнерусского государства полностью

Перед нами две резко обособляющиеся группы: 1) русы — это городская, военная и купеческая, господствующая верхушка и 2) славяне — это земледельцы, основная масса бедного сельского населения, общинники, все более и более теряющие свою былую хозяйственную самостоятельность. Нами еще в 1938–1939 гг. была высказана мысль о том, что «русь», с которой имели дело Византия и Восток, представляла собой социальную верхушку, стоявшую во главе общества и руководившую военно-торговыми предприятиями[771].

«Русь» — это социальная верхушка, варварская военно-торговая, военно-рабовладельческая, купеческая знать, живущая в городах, организованная в дружины, хорошо вооруженная, сделавшая войну средством дохода и профессией, правящая, творящая суд, администрирующая и управляющая, эксплуатирующая славянских общинников, воюющая у стен Константинополя и Бердаа, на Волге и в Средиземном море, торгующая в Византии и Багдаде, заключающая договоры, посылающая «слов», устанавливающая дипломатические связи и т. д. и т. п. Но славянская ли она, эта «русь»? Не норманны ли это?

И вот тут-то перед нами опять встает во всю ширь норманская проблема. Дело в том, что мы не собираемся отрицать того, что в составе «русов» было большое число норманнов. Более того, я считаю возможным говорить, что «находници-варяги» в известных случаях среди «русов» играли первенствующую роль. Они были тем элементом, который если и не вызывал на Руси процесса образования государства, то во всяком случае влился в этот процесс и способствовал его ускорению. Свойственные скандинавам эпохи викингов вечное стремление к походам, вечная тяга к передвижениям, к смелым поездкам с целями войны и торговли, грабежа и найма на службу к иноземным правителям и т. п. — все это делало норманнов на службе у русских князей Гардарики наиболее непоседливым, подвижным элементом, а их прирожденные способности мореходов и опыт делали их наиболее удачными кандидатами в роли «слов», «гостей», наиболее приспособленными для всяких набегов, вторжений и т. п. Вот поэтому-то «слы» и «гости» носят норманские имена, а пославшие их — русские или обрусевшие норманские; вот почему посланцы русских каганов в далеком Ингельгейме именуют себя «росами», а на деле выясняется, что они — шведы; и, наконец, вот почему их так часто принимают за норманнов и награждают их чертами, характерными для скандинавов.

Когда они выступают от «рода Руского», они представляют «Русь», т. е. 1) «русов» — господствующую знать славянского, финно-угорского, тюркского и норманского происхождения, в которой несомненно первую роль играют славянские элементы, и 2) «Русь» — землю, Русь — государство; складывающуюся славянскую державу, представителями которой они являются. Они, норманны, являются как бы наиболее мобильным элементом туземной, славянской «Руси». Они — купцы, воины, послы. Их роль — внешнеполитическая. Им часто поручаются зарубежные дела; да и как-то естественно, что за рубежом узнают о Руси прежде всего по выплескиваемым ею по инициативе ее вождей, а часто и без таковой, волнам скандинавской вольницы. Они представляют славянскую Русь в посольствах, торговле, они воюют, нападают, нанимаются на службу, продают свой меч и свои товары далеко на юге и на востоке, и немудрено, что соседи часто составляют себе представление о Руси в целом по этим норманским искателям «славы и добычи».

Вот почему восточные писатели то противопоставляют русов славянам, то подчеркивают, что русы — племя из славян и славяне — рабы, живущие на Востоке, служат им переводчиками при их путешествиях в Багдад. Мы уже знаем, почему волны скандинавов не захлестнули Русь, а сами растворились в славянской стихии, став слугами, правда, энергичными, воинственными, часто довольно независимыми, но все же только слугами русских князей. Это произошло потому, что Русь встретила норманские волны уже организованной в варварские объединения и славянская знать оказалась сильней скандинавской вольницы. Этой последней предлагалось на выбор либо попытаться завоевать Восточную Европу, либо включиться в тот процесс, который шел в толще славянских и неславянских, но тесно с первыми связанных племен Восточной Европы. Первый путь оказался неудачным. На завоевание народов Восточной Европы не хватало сил, и это показали события середины IX в., отразившиеся в неясном рассказе летописца о том, как «изъгнаша Варяги за море». Произошло последнее — норманны стали варягами и в качестве наемников-воинов выступили в русской истории. И в этом своем качестве они действительно сыграли большую роль в образовании древнерусского государства.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее