Образование государства

В царствование Алексея московские купцы не видели вначале никакой трудности в переходе к предложенному им монетному обращению. Доверие было слишком прочное, и, с равною ему смелостью, употребляя исключительно лишь новую медную монету для всех платежей, казна отказалась принимать более трети при своих собственных сборах. Тем не менее наивность плательщиков этим не была поколеблена, и для того чтобы им открыть глаза, необходимо было, чтобы к этому прибавилось еще тяжелое злоупотребление. В течение пяти лет, по свидетельству Майерберга, выпуски меди достигли пяти миллионов рублей, т. е. в пять раз более годового бюджета. В то же время появился целый легион фальшивомонетчиков. Пример им подал сам Илья Милославский вместе с официальными монетчиками.

И началась беда. Благодаря целому ряду грубых или наивных уловок цену рубля серебром со ста восьми копеек в 1659 году удалось поднять до пятнадцати рублей, как это было констатировано в 1663 году. Это было полное разорение.

Правительство капитулировало в июне того же года перед ужасною нуждою обездоленного населения, лишенного возможности приобретать даже предметы первой необходимости; указ прекратил чеканку медной монеты и все соединенные с ней операции. Вся медная монета была тогда изъята из обращения, причем новый закон запрещал частным лицам сохранять хотя бы малейший запас ее, а казна принимала теперь при первой явке лишенные ценности монеты, но только и тут приходится удивляться гениальности московского фиска, как и терпению его подданных, так как обмен делался по одному на сто!

Но это была уступка общественному мнению, которое начинало принимать крайне грозный характер.

Уже весною 1662 года Москва волновалась мрачными слухами. Умирая с голоду, население, чернь столицы, собиралось, говоря о необходимости показать Илье Мстиславскому, Ртищеву и некоторым из их клевретов, где раки зимуют. Кроме монетного кризиса, умы были возбуждены недавним введением двадцатипроцентного подоходного налога, который явился следствием недавно свирепствовавшей чумы и продолжения войны, принявшей в эту пору дурной оборот.

В июне, в то время как царь находился в своем любимом селе Коломенском (в семи верстах от Москвы), на одной из площадей столицы, на Лубянке, был прибит плакат, объявлявший этих же людей отданными во власть народной мести. Когда Алексей приказал снять афишу, возмутившаяся толпа бросилась по дороге в Коломенское. В это время царь, празднуя день рождения одной из своих сестер, слушал обедню в дворцовой церкви. Узнав обо всем, он приказал Мстиславскому и Ртищеву спрятаться в покоях царицы и спокойно продолжал молиться.

Православная служба продолжается очень долго, и бунтовщики успели захватить входы во дворец, прежде чем пропели последние молитвы. Алексей был вынужден оставить службу и появиться на крыльце, откуда он обратился с речью к своим нежданным гостям. Он обещал, как только окончится служба, отправиться в Москву и приняться там за розыск. Но несколько смелых людей успели уже добраться до царя и, хватая его за полы и за пуговицы, требовали гарантии.

Застигнутый врасплох, не подумав даже позвать своих телохранителей, которые забыли охранить доступ во дворец, Алексей стал божиться, что произведет скорую и справедливую расправу, он протянул даже руку одному из восставших в знак гарантии своих обещаний, как это сделал в 1635 году в Париже маршал де Ла Форс, набирая солдат среди столичных воров, и гилевщики, как их здесь называли, отправились домой.

Э. Э. Лисснер. Медный бунт. 1662 г.

Между тем в церкви все продолжалась служба. Вернувшись туда, государь послал в Москву князя Хованского, ставшего еще более популярным с тех пор, как он, хотя и безуспешно, сражался с поляками, и обещал, что скоро последует за ним. Но тем временем другая группа мятежников разграбила дом богатого московского купца Василия Шорина, заподозренного в сношениях с фальшивомонетчиками и с Польшею, и эта группа в свою очередь направилась по дороге в Коломенское. На полпути обе партии встретились, соединились вместе и сообща решили начать новое наступление.

К бунту примкнули и солдаты, одни из которых дезертировали из войска, а другие действовали по приказу офицеров, из которых один, капитан князь Кропоткин, предок знаменитого революционера, пытался увлечь с собою весь отряд. Развращенные прокламациями, распространяемыми массою в военных слободах, они составляли ядро этой маленькой армии, где было только несколько сотен настоящих бунтовщиков, причем толпа состояла главным образом из зевак, как обыкновенно бывает в подобных случаях. И действительно, как это и показали результаты предпринятого потом розыска, военный элемент управлял всем движением. В этом-то и заключалась серьезность положения, особенно в тот момент, когда от полной концентрации всех наличных сил страны зависел исход грозной войны.