Образование государства

Он потом воевал в Персии и покрыл себя славою. Бояре, завидуя его успехам, напали на него по его возвращении, но их пули и ядра не могли его уязвить. Одна скверная девка, Маша, завлекла его в западню, но он убежал, отмстив в свою очередь нападением на бояр, которые внушили ей это, и, осадив Астрахань, город, населенный неверными и несколькими лишь христианами, которые поспешили открыть ворота герою. К несчастью, там находился еще архиепископ, который некстати хотел исповедать атамана и заставить его покаяться в небольших грехах. И Стенька виноват только в том, что поддался гневу. Делая вид, что слушает священника, он пригласил его с собою на колокольню, откуда обещал исповедаться перед собравшимся народом. После чего он сбросил сверху несчастного исповедника со словами: «Вот как я раскаиваюсь!»

За этот поступок он был осужден семью соборами, и его товарищи, охваченные религиозным ужасом, схватили его и отправили в Москву. Но в тюрьме стоило Стеньке лишь коснуться рукой своих цепей, как они распались. Куском угля он нарисовал на стене своей камеры барку, весла, воду и очутился на Волге. Но проклятие тяготело над ним; он не мог дольше продолжать свои подвиги, он не мог даже умереть. Его не хотели принять ни вода, ни земля. Он живет вечно. Некоторые думают, что он все еще блуждает в населенных предместьях или дремучих лесах, помогая беглым арестантам или бродягам без паспорта. По другой версии, он заключен в пещеру и там искупает свою вину. Через сто лет после его предполагаемой смерти он был узнан русскими матросами, которым удалось бежать из туркменского плена на берегу Каспия. Он говорил с ними и объявил, что вернется в Россию еще через сто лет и вновь начнет свои подвиги. Он сдержал свое слово и назвался Емельяном Пугачевым.

11. Астраханское безумие

Прежде чем покинуть город, атаман, чтобы успокоить население, пустил в ход уловку – обычный прием для атаманов подобного рода. Остаток разума или стыда, усталость от грабежей или какая-либо выгода были тому причиною, но атаман оставил в покое несколько жертв, предназначенных для убийства: священников, офицеров, московских чиновников. Так как чернь настаивала, чтобы ее освободили от этих «тиранов», атаман прибегнул к обычному в таких случаях правилу: «Когда я уйду, вы сделаете с ними, что захотите».

Таким образом, он лишь отсрочил убийство, которое и совершилось после его отъезда. Двое из царских слуг сначала были задушены, и их палачи потребовали третьего у архиепископа. Он отказался его выдать и думал, что его убьют самого. Новость о поражении Стеньки не утишила этой жажды крови – Симбирск был далек, – и Иосиф оказался во власти лиц, гнев которых все увеличивался. В ноябре, получив от государя послание, в котором астраханские жители приглашались покориться, торопясь распространить повсюду эти царские грамоты, он постоянно ссорился с казаками. Опьяненные в свою очередь властью, которою они пользовались от имени своего атамана, те не хотели оставить дело. Даже плен и казнь их главы не сбили их с толку. Они думали в то время, что все они Стеньки и способны идти по его следам. Проникнувшись героическим чувством, они решили послать отряд в Симбирск, отомстить за героя.

Долго Москва не могла решиться распространить на эти места свои репрессии, так как не имела достаточно сил. В апреле 1671 года правительство Алексея отправило новое послание, которое должны были доставить по назначению татары. Архиепископ стал его читать в соборе, но народ объявил, что этот документ подложный. На нем не было красной печати официальных сообщений, и в нем давался приказ жителям Астрахани захватывать воров, прибывавших с Дона или с других мест и грабивших город. Царь должен был знать, что донские казаки выдавали теперь своих братьев. Такой факт показался лишь выдумкою архиепископа.

«Мы все воры!» – объявили его слушатели. И они не замедлили подтвердить это красноречивое признание. Иосиф был бы разорван тут же на куски, если бы не появился на кафедре в Святую пятницу. Уважение к этим торжественным дням и к благочестивым обрядам, которые день этот предписывал, заставили пойти на перемирие. Но вслед за этим избиение было организовано в широких размерах. Архиепископ избежал его еще вначале, благодаря престижу своих священных функций. Обвиняя его по-прежнему в авторстве этих призывов к порядку, порочивших доброе имя астраханцев и нарушавших их удовольствия, убийцы удовлетворились расправой с домашними злого пастыря. Но беспокойные вести все продолжали приходить извне, и кровавая оргия казалась благодаря этому неудобною. Нужно было покончить с этим беспокойным, нарушающим их праздник, человеком. Он единственный, по-видимому, мешал городу, обязанному Стеньке такою превосходною организацией, вкусить совершенное счастье.