Образование Маленького Дерева

Дедушка сказал, что индеец поднимает вверх ладонь в знак «мира», чтобы показать, что у него нет оружия. Для дедушки это было логично, но всем остальным казалось чертовски забавным. Дедушка говорил, что белый человек выражает то же самое рукопожатием; только его слова так неискренни, что ему приходится пытаться, путем рукопожатия, вытряхнуть оружие из рукава человека, который объявил себя другом. Дедушка был не слишком расположен к рукопожатиям, так как говорил, что ему не нравится, чтобы у него пытались что-нибудь вытряхнуть из рукава после того, как он представился другом, — что выражает полнейшее недоверие к сказанному слову. И это справедливо.

Что же до того, что при виде индейца люди говорят «Хау!»[12] и смеются, дедушка сказал, эта история началась пару сотен лет назад. Он сказал, каждый раз, когда индеец встречал белого человека, белый человек начинал его спрашивать: как ты себя чувствуешь, или как поживают твои родственники, или как у тебя идут дела, или как у тебя ловится дичь, — и все прочее в этом роде. Дедушка сказал, индеец пришел к убеждению, что любимым предметом беседы белого человека и было это самое как; и поэтому индеец решил, что при встрече с белым человеком, вежливости ради, просто скажет

как — и предоставит сукину сыну говорить о любом как, каком его душе угодно. Дедушка сказал, что люди, которые над этим смеются, смеются над попыткой индейца проявить учтивость и внимание.

Мы доставили продукт в магазин на перекрестке, и мистер Дженкинс сказал, что у него побывали какие-то двое из большого города. Они приехали на длинном черном автомобиле и сказали, что они из Чаттануги. Мистер Дженкинс сказал, они хотели поговорить с дедушкой.

Дедушка посмотрел на мистера Дженкинса из-под своей широкополой шляпы.

— Налоговый закон?

— Нет, — сказал мистер Дженкинс. — Они вовсе не закон. Они сказали, что по профессии занимаются виски. Сказали, что слышали, что ты мастер, и хотят поставить тебя в большую винокурню, и еще — что, работая на них, ты можешь разбогатеть.

Дедушка ничего не сказал. Он купил для бабушки кофе и сахару. Я принес дрова и избавил мистера Дженкинса от старого леденца. Мистер Дженкинс чуть не подпрыгивал от нетерпения, желая услышать, что дедушка ответит, но слишком хорошо знал дедушку, чтобы задавать вопросы.

— Они сказали, что вернутся, — сказал мистер Дженкинс.

Дедушка купил сыра… чему я был рад, потому что любил сыр. Мы вышли наружу и не стали задерживаться у магазина, но сразу вышли на тропу домой. Дедушка пошел широким шагом. Времени собирать ягоды в этот раз у меня не было вовсе, и даже со старым леденцом пришлось покончить на ходу, то и дело бегом догоняя дедушку.

Когда мы добрались до дома, дедушка рассказал бабушке о двоих из большого города. Он сказал:

— Оставайся здесь, Маленькое Дерево. Я пойду в винокурню и спрячу ее получше: прикрою ветвями. Если они придут, дайте мне знать.

И он ушел, повернув на тропу ущелья.

Я сел на веранде и стал высматривать двоих из большого города. Едва дедушка успел скрыться из виду, я их увидел и сказал бабушке. Бабушка осталась стоять позади, в глубине собачьей дорожки, и мы смотрели, как они приближаются по тропе и переходят по бревну ручей.

Они были одеты красиво, как политики. На одном, высоком и тучном, были лавандового цвета костюм и белый галстук. На тощем были белый костюм и черная рубашка, которая блестела. На головах у обоих были шляпы из тонкой соломы, какие носят в большом городе.

Они подошли прямо к веранде; по ступенькам, правда, не поднялись. Толстый довольно здорово взмок. Он посмотрел на бабушку.

— Мы хотим видеть старика, — сказал он.

Я понял, что он нездоров, потому что изо рта у него нехорошо пахло, а глаз было почти не видно — они были как щелочки, утопающие в заплывшем жиром лице.

Бабушка ничего не сказала. Я тоже. Толстый повернулся к тощему.

— Старая скво не понимает по-английски, Слик.

Мистер Слик смотрел куда-то через плечо, хотя я не видел у него за спиной ничего особенного. У него был тонкий голос.

— К чертям старую скво, — сказал он. — Мне не нравится это место, Чанк: слишком уж далеко в горах. Давай-ка уберемся отсюда подобру-поздорову.

У мистера Слика были небольшие усы.

— Заткнись, — ответил мистер Чанк. Он сдвинул шляпу на затылок. Волос у него совсем не было. Я продолжал сидеть в кресле, и он посмотрел на меня.

— Похоже, мальчик из того же выводка, — сказал он. — Может быть, он понимает по-английски. Ты понимаешь по-английски, мальчик?

— Надо полагать, — сказал я.

Мистер Чанк обернулся к мистеру Слику.

— Слышал?.. Надо полагать!

Это их очень развеселило, и они громко засмеялись. Я заметил, что бабушка тихо вышла на задний двор и выпустила Малыша Блю. Он побежал в ущелье, к дедушке.

Мистер Чанк сказал:

— Где твой папа, мальчик? Я сказал ему, что не помню моего папу и что я живу с дедушкой и бабушкой. Тогда мистер Чанк пожелал узнать, где дедушка, и я обернулся и указал на тропу. Он сунул руку в карман, достал целый доллар и протянул его мне.

— Можешь оставить себе этот доллар, мальчик, если отведешь нас к твоему дедушке.