Образование Маленького Дерева

Я сел на землю и стащил туфли.

— Скорее всего, я не почувствовал тропу, дедушка, — объяснил я. Земля была теплая на ощупь, она побежала вверх по моим ногам и по всему телу.

Дедушка засмеялся. Он тоже сел. Он стащил свои туфли и засунул в них носки. Потом он встал и что было силы швырнул туфли назад, в сторону дороги! И завопил:

— Сами стучите своими башмаками!

Я швырнул свои туфли туда же и завопил то же самое. И мы с дедушкой стали смеяться. Мы смеялись так, что я не смог устоять на ногах и упал, и дедушка сам чуть не катался по земле, и у него по лицу бежали слезы.

Мы сами толком не знали, над чем смеемся, но это было самое смешное из всего, над чем мы смеялись раньше. Я сказал дедушке, что если бы люди нас увидели, то сказали бы, что мы напились виски. Дедушка сказал, что он тоже так думает… но, может быть, мы и вправдупьяны — в каком-то смысле.

Когда мы шли по тропе, у восточной кромки появилось первое прикосновение розового. Потеплело. Сосновые ветви склонялись над тропой и касались моего лица, проводили пальцами по телу. Дедушка сказал, они хотят убедиться, что это правда я.

Я услышал ручей: он напевал. Я подбежал к нему и лег лицом к самой воде. Дедушка ждал. Ручей легонько шлепнул меня, окатил голову, потрогал — и стал петь громче и громче.

Было уже довольно светло, когда мы увидели наше бревно через ручей. Поднялся ветер. Дедушка сказал, что он не стонет и не вздыхает; он поет в соснах и рассказывает всем в горах, что я вернулся домой. Залаяла старая Мод. Дедушка крикнул:

— Цыц, Мод!

И тут через бревно бросились собаки.

Все они прыгнули на меня разом и сбили меня с ног. Они облизывали мне лицо, и сколько я ни пытался подняться, всякий раз одна из них прыгала мне на спину, и я снова валился на землю.

Крошка Ред принялась отплясывать, подпрыгивая всеми четырьмя лапами и переворачиваясь в верхней точке прыжка. При каждом прыжке она взвизгивала. За ней стала повторять Мод. Старый Рипит тоже попытался, но свалился в ручей.

Мы с дедушкой кричали и шлепали собак, продвигаясь к бревну. Я посмотрел на веранду, но бабушки там не было.

Когда я был на середине бревна, мне стало страшно, потому что она все не появлялась. Что-то подсказало мне обернуться. И я ее увидел.

Было холодно, но на ней было только платье из оленьей кожи, волосы сияли на утреннем солнце. Она стояла на склоне горы, под голыми ветвями белого дуба, и наблюдала, как будто ей хотелось посмотреть на нас с дедушкой, оставаясь незамеченной. Я закричал:

— Бабушка!

И свалился с бревна. Было не больно. Я стал плескаться в воде, и после утреннего холодка вода была теплая.

— У-уу-и-ииииииии! — Дедушка подпрыгнул, расставил ноги в воздухе и плюхнулся в воду. Бабушка сбежала с горы прямо в ручей, нырнула и подплыла ко мне, и все мы катались, брызгались и вопили… и, наверное, немного плакали.

Дедушка сидел в ручье и подбрасывал руками воду. Все собаки столпились на бревне и смотрели на нас, совершенно всем этим потрясенные.

Наверное, они думают, что мы сошли с ума, сказал дедушка. Собаки тоже прыгнули в воду.

Высоко на сосне закаркала ворона. Она взлетела, сделала низкий круг над нами, потом, не переставая каркать, полетела в ущелье. Бабушка сказала, ворона хочет всем рассказать, что я вернулся домой.

Бабушка повесила желтую куртку сушиться у камина. Она была на мне, когда дедушка пришел в приют. Я сходил в свою спальню и надел рубашку и штаны из оленьей кожи… и мокасины.

Я выскочил из дома и свернул на тропу ущелья. Собаки пошли со мной. Я оглянулся назад и увидел, что дедушка и бабушка стоят на веранде и смотрят. Дедушка был все еще босиком, и он обнимал бабушку за плечи. Я бросился бежать.

Когда я пробежал мимо сарая, старый Сэм фыркнул и немного потрусил за мной. По всей тропе ущелья и по Теснинам — всю дорогу до Висячего Пролома — я пробежал бегом и не хотел останавливаться. Ветер пел и летел со мной, и на деревьях белки и еноты и птицы выглядывали, чтобы посмотреть на меня и крикнуть, когда я пробегал мимо. Было ясное зимнее утро.

Потом я медленно вернулся по тропе и нашел свое тайное место. Оно было точно как картина, которую прислала мне бабушка. Земля под голыми деревьями была укрыта толстым слоем бурых листьев, а вокруг смыкался красный сумах, так что никто не мог заглянуть внутрь. Я долго лежал на земле, слушая ветер и разговаривая с сонными деревьями.

Сосны шептали, и вступал ветер, и вместе они пели: «Маленькое Дерево вернулся домой… Маленькое Дерево дома! Слушайте нашу песню! Маленькое Дерево с нами! Маленькое Дерево дома!» Они напевали тихонько, и песня становилась громче, и ручей тоже им подпевал. Собаки тоже заметили, потому что перестали обнюхивать землю и замерли, подняв уши, прислушиваясь. Собаки знали; они подошли ко мне поближе и легли, удовлетворенные этим чувством.

Весь этот короткий зимний день я пролежал в тайном месте. И мой ум духа больше не болел. Я был отмыт дочиста песней чувства ветра и деревьев, и ручья, и птиц.