Образования бессознательного (1957-58)

И в самом деле: вопрос, обращенный субъектом к Другому, неизменно с той или иной стороны сталкивается — при условии, что Другой субъектом исследован до конца, — с Другим этого Другого, то есть с собственным его, Другого, законом. Именно на этом уровне и происходит то, в результате чего ребенку достается в ответ просто-напросто в чистом виде закон отца — закон, который предстает в воображении ребенка как причина, по которой терпит лишение его мать. Это стадия, если можно так выразиться, узловая, негативная — стадия, в ходе которой то, что отделяет субъекта от предмета, с которым он отождествляет себя, привязывает его в то же время к закону, принимающему облик того неоспоримого факта, что мать его находится в зависимости от объекта, который является уже не просто объектом ее желания, а объектом, который имеется или не имеется у Другого.

Тесная связь между отнесенностью матери к закону, который является не ее собственным, а законом Другого, и тем фактом, что объект находится реально в полном распоряжении того самого Другого, с чьим законом она соотнесена, дает нам ключ к отношениям эдипова комплекса. Выделяя то, что придает ему решающий

характер, мы обнаруживаем, что это вовсе не отношения с отцом, а отношения с отцовским словом.

Вспомните маленького Ганса, чей случай мы рассматривали в прошлом году. Отец Ганса, существо понимающее и чуткое, окружает ребенка своим вниманием, является ему лучшим другом; как человек неглупый, он приводит сына к Фрейду, что в его время свидетельствует об уме просвещенном, — и несмотря на все это, он совершенно беспомощен, а все, что он говорит (я имею в виду, когда он говорит с матерью), это простое сотрясение воздуха. Это совершенно ясно — независимо от того, какие реальные отношения сложились внутри этой родительской пары.

Мать — обратите внимание — занимает по отношению к маленькому Гансу позицию двусмысленную. Именно от нее исходят запреты, именно она играет роль кастратора, которую обычно в реальном плане приписывают отцу, именно она говорит Гансу: "не притрагивайся к этому, это гадко!" Все это, однако, отнюдь не мешает ей, в плане практическом, допускать к себе сына чрезвычайно близко — она не просто позволяет ему выполнять функцию воображаемого объекта, она его к этому поощряет. Ребенок оказывает ей, по сути дела, неоценимую услугу — он без остатка воплощает в себе ее фаллос, прочно занимая, таким образом, подчиненную, зависимую позицию субъекта как иод — лежащего. Он подчинен ей — это и является единственным источником его тревоги и его фобии.

Здесь налицо проблема, поскольку положение отца ставится под вопрос тем фактом, что вовсе не его слово является для матери законом. Но это еще не все — похоже, что в случае с маленьким Гансом то, что должно было бы произойти в третьем такте, так и не имеет места. Именно поэтому я и обратил в прошлом году ваше внимание на то, что в случае маленького Ганса результат эдипова комплекса фальсифицирован. Несмотря на то, что выход из него он, благодаря своей фобии, так или иначе нашел, его любовная жизнь так и останется навсегда отмечена тем воображаемым стилем, о дальнейших судьбах которого я вам уже рассказывал на примере Леонардо да Винчи.

Третий этап менее важен, нежели второй, ибо исход эдипова комплекса зависит именно от него. Ведь что касается фаллоса, то отец уже успел засвидетельствовать, что дает он его исключительно лишь постольку, поскольку является носителем закона — его, так сказать, столпом и опорой. Именно от него зависит, обладает материнскийсубъект фаллосом или же нет. Поскольку этап второго такта к этому времени уже пройден, теперь, в третьем такте, необходимо, чтобы отец обещанное им выполнил. Имея фаллос, он волен как дать его, так и отказать в нем, но тот факт, что он, — фаллос, у него есть, ему еще предстоит подтвердить. Именно потому, что в третьем такте он выступает как тот, кто фаллос имеет, а не как тот, кто является фаллосом сам, и может произойти кувырок, который восстановит инстанцию фаллоса в качестве объекта желания матери, а не просто, как это было раньше, того объекта, которого отец может ее лишить.

Отец всемогущий, всесильный — это тот отец, который лишает. Это и есть второй такт — стадия, на которой остановился анализ Эдипа в эпоху, когда аналитики полагали, что все бедственные последствия комплекса обусловлены всемогуществом отца. Дальше этого второго такта ни у кого мысль не шла — никто не задумывался особо над тем, что кастрация, которая здесь совершается, лишает фаллоса не ребенка, а мать.

Третий такт — вот он: отец может дать матери то, что она желает, и может потому, что имеет это сам. Здесь-то и выступает, таким образом, фактор могущества в генитальном смысле этого слова — можно сказать, что отец является здесь как наделенный потенцией. В силу чего отношение матери к отцу переносится в реальный план.

Возможная идентификация с отцовской инстанцией оказалась здесь, таким образом, на протяжении трех тактов осуществленной.