Нельзя, однако, не возразить на это, что какие бы околопсихотические симптомы у невротиков ни наблюдались — депересона-лизация, например, нарушения в сфере эго, чувство отчужденности, утрата ориентации в мире, различные чувства, связанные с цветом, и даже имеющие, возможно, отношение к структуре собственного Я, — случаи перехода от навязчивости к психозу, действительно от случая к случаю имевшие место, случались при этом, тем не менее, крайне редко. Более того, в литературе давно уже отмечалось, что между этими заболеваниями существует своего рода несовместимость. При работе с классическим неврозом навязчивости риск вызвать у субъекта психоз вместо того, чтобы вылечить его от невроза, кажется мне плодом фантазии — как раз этот риск в подобных случаях минимален. Случаи, когда у больного неврозом навязчивости в ходе анализа или даже в результате безграмотного, непрофессионального терапевтического вмешательства провоцируется психоз, редки до чрезвычайности. Лично я в моей практике с ними, слава Богу, никогда не встречался. Более того, у меня не создавалось никогда впечатления, будто, работая с этими пациентами, я иду на какой-то риск.
Та точка зрения, с которой имеем мы дело, выдает, таким образом, нечто большее, чем неспособность правильно оценить полученные в клиническом опыте данные. Создается впечатление, что забота о связности своей теории заводит автора дальше, чем он хотел бы. Есть тут, возможно, и еще одно далеко идущее обстоятельство — обстоятельство, связанное с позицией, которую занимает по отношению к больному сам автор. Говорить здесь можно не о контрпереносе со стороны определенного лица, а о контр-переносе в смысле более общем, рассматривая его как совокупность того, что я часто называю предрассудками аналитика, как тот фон вещей высказанных и невысказанных, на котором его дискурс артикулируется.
В конкретном случае лечения неврозов навязчивости практика эта приходит, следовательно, к тому, что стержнем ее становится фантазм воображаемой инкорпорации фаллоса — фаллоса аналитика. Не очень понятно, когда именно и по какой причине поворотный момент наступает — можно, разве что, предположить здесь своего рода эффект заимодательства. Все это, по правде говоря, немного загадочно. Наступает момент — говорят нам — когда в результате
неожиданно свою природу меняет — объект теперь не только с охотою принимается, но и становится источником могущества — именно
Комментируя
Черты эти выбраны отнюдь не вследствие авторской тенденциозности. Мы прекрасно чувствуем, что в анализе, который проводится таким образом, действительно налицо своего рода аскеза — аскеза, которая, используя дозировку, барьеры, торможение, распределение по этапам и все прочие предусматриваемые техникой предосторожности, работает главным образом с фантазмами и позволяет субъекту невроза навязчивости установить с объектом новые отношения. Гораздо менее понятно то, что автор рассматривает как фактор желательный, — то, что он называет
В итоге автор считает, что достиг своей цели, когда пациентка после нескольких месяцев лечения заявила ему: