Что делает больной неврозом навязчивости, чтобы состояться в качестве субъекта? Можно догадываться, что в этом он подобен истерику. Еще прежде всякой теоретической проработки вопроса, то есть еще до Фрейда, Жане сумел проделать очень интересную работу по своего рода геометрическому наложению образов, по установлению, точка за точкой, их соответствия, по преобразованию этих, если воспользоваться геометрическим термином, фигур — работу, где больной неврозом навязчивости рассматривается как своего рода трансформированный истерик. Больной неврозом навязчивости тоже ориентирован на желание. Не иди речь в первую очередь именно о желании, явления эти не могли бы рассматриваться как однородные.
Что, однако, говорит последняя формулировка Фрейда? Каково последнее его слово о неврозах навязчивости — слово, которому, собственно, и вторит классическая теория?
За время своей деятельности Фрейд успел на этот счет сказать многое. Прежде всего он заметил, что так называемый первичный травматизм невротика противоположен первичному травматизму истерика. У истерика это внезапное совращение, вмешательство, вторжение сексуальности в жизнь субъекта. У больного неврозом
навязчивости психический травматизм служит опорой критики воссоздания, и потому субъект берет на себя, напротив, активную роль — роль, которая приносит ему удовольствие.
Но это лишь в первом приближении. Затем последовали все построения
К чему же пришел Фрейд в итоге, какова последняя его метоп-сихологическая формулировка? Клинический опыт и метапсихо-логическая проработка в теоретическом плане выявили в субъекте агрессивные тенденции, заставившие Фрейда провести то различие между инстинктами жизни и инстинктами смерти, которое не давало с тех пор аналитикам никакого покоя. Согласно Фрейду, у страдающего неврозом навязчивости инстинкты жизни и инстинкты смерти, первоначально находящиеся в смешении, обособляются. Выделение разрушительных устремлений происходит у него преждевременно, на стадии столь ранней, что на всем дальнейшем его развитии, на вживании его в особую его субъективность это не может не отразиться.
Каким образом вписывается это в диалектику, которую я вам здесь излагаю? Самым непосредственным, конкретным, чувствительным образом. Как только
К чему я клонил, напомнив всем об инстинктах разрушения? Инстинкты эти проявляются в опыте, рассматривать который следует на самом обычном, вульгарном уровне того, что мы о страдающих неврозом навязчивости знаем — не о тех даже, что проходят у нас анализ, а о тех, что мы, будучи опытными психологами, узнаем в повседневной жизни, видя и оценивая то влияние, которое оказывает невроз на их поведение. Совершенно ясно, что такой невротик стремится свой объект разрушить. Дело, однако, в том, чтобы. этой опытной истиной не ограничиваясь, присмотреться к тому, что же, собственно эта разрушительная деятельность невротика собой представляет.
И вот мои соображения по этому поводу.
Как опыт о том свидетельствует, истерик живет всецело на уровне Другого. Самое главное для него — это быть на уровне Другого. Именно для этого ему желание Другого и нужно — ибо в противном случае чем бы вообще этот Другой, кроме закона, мог быть? Центр тяжести определяющей для истерика траектории лежит с самого начала на уровне Другого. В то же самое время, по причинам, которые вполне поддаются формулировке и, в принципе, вполне согласуются с тем, что говорит Фрейд о преждевременном разделении инстинктов, для страдающего неврозом навязчивости, определяющей является нацеленность на желание как таковое, на потустороннее требованию. При всем том, отличие его от истерика тут лежит на поверхности.