Чтобы приступить помаленьку к объяснениям, я сделаю замечание, которое, надеюсь, даст вашим сновидениям пищу на ближайшую неделю.
Метафора располагается в бессознательном. И поистине удивительно, что бессознательное не обнаружили раньше, хотя оно было на своем месте всегда и есть до сих пор. Чтобы догадаться, что место это вообще существует, нужно было, видимо, знать, что оно там, внутри, заранее.
Я хотел бы предложить вам одно соображение, с которого вы, путешествуя по всему миру в качестве, я надеюсь, апостолов моего слова, всегда сможете начать разговор о бессознательном с людьми, которые прежде о нем никогда не слышали. Удивительно — скажете вы им — что с тех пор, как стоит мир, ни одному из людей, именующих себя философами, и в голову не приходило, по крайней мере, в классический период (теперь-то дело пошло повеселее, но сделать еще предстоит многое), заговорить о том важнейшем измерении, которое фигурирует у меня как
О желании чего-то Другого мне уже приходилось вам говорить — не в том смысле, в каком сейчас например, вы, возможно, испытываете желание вместо того, чтобы меня слушать, поесть сосисок, а в смысле желания
Измерение это присутствует не только в желании. Оно налицо и в других состояниях, притом постоянно. Возьмем, скажем, ночные бдения — то, что называется ночными бдениями, — разве не уделяем мы им слишком мало внимания? Бдения, — скажете мне вы, — ну и что? Но ведь именно о ночном бдении упоминает Фрейд в описании случая председателя суда Шребера, говоря о главе ницшевско-го "Заратустры", озаглавленной "Перед рассветом". Замечания, подобные этому, как раз и показывают нам, что в этом Другом Фрейд поистине жил. Когда я рассуждал с вами однажды о дне, о вечернем покое и других вещах в этом роде, которые тогда более или менее до вас дошли, именно это замечание Фрейда и служило мне главным ориентиром. "Перед рассветом" — да разве речь идет о восходе солнца? нет, чего-то Другого, сокрытого — вот чего ждут в момент бдения.
Возьмем, далее, стремление затвориться. Разве это измерение не существенно? Судите сами: стоит человеку где-то — будь то пустыня или девственный лес — оказаться, как он немедленно начинает себя огораживать. На худой конец он, как Ками, захватит с собой пару дверей — лишь бы устроить между ними сквозняк. Все дело в том, чтобы устроиться где-то внутри, но не понятия внутреннего и внешнего задают здесь тон, а понятие чего-то Другого, Другого как такового, не тождественного с тем местом, где мы наглухо законопачены.
Скажу больше: изучив феноменологию пресловутого стремления затвориться, вы сразу же заметите, до какой степени абсурдно связывать функцию страха исключительно с реальной опасностью. Так, феноменология фобии наглядно обнаруживает тесную связь страха именно с безопасностью. Легко убедиться, что у субъекта, страдающего фобией, приступы тревоги возникают именно тогда, когда он страх свой утратил, когда вы начали его полегоньку от фобии избавлять. "Э, нет, — говорит он вам, — так дело не пойдет. Раньше я всегда знал, где мне следует остановиться. Теперь же, утратив страх, я не чувствую себя в безопасности". Короче говоря, возникает та же картина, что я обрисовал вам в прошлом году, рассказывая о маленьком Гансе.
Есть и еще одно измерение, которому, я убежден, вы, чувствуя себя в нем как рыба в воде, достаточно внимания не уделяете, — измерение это называется скукой. Вам и в голову, может быть, не приходило, насколько она в качестве измерения чего-то Другого типична. Она и заявляет-то о себе в характерных выражениях, уверяя, что ей, мол, "хочется чего-то Другого". Мы согласны хоть гов-но есть — лишь бы всякий раз новое. Перед нами во всех этих случаях своего рода алиби, уже сформулированные, уже прошедшие символизацию алиби, защищающие субъекта от обвинений в связи с чем-то Другим.
Вам покажется, быть может, что я впадаю в романтическую меланхолию. Неудивительно: желание, затворничество, бдения — еще немного, и я бы, чем черт не шутит, сотворил здесь перед вами молитву. "Что с ним? К чему он клонит?" — встревожитесь вы. И напрасно.
В заключение я хотел бы обратить ваше внимание на еще однуразновидность проявлений присутствия чего-то Другого — на многообразные институализированные его проявления. Любые образования, где бы то ни было создаваемые людьми, то есть все так называемые коллективные образования вообще, можно классифицировать по признаку того, каким именно способам связи с чем-то Другим эти образования удовлетворяют.