Образцовый самец (СИ)

Я, сощурившись, резко развернулась, отступила на шаг. Поняла, что двигаюсь в сторону лежащих на полу коконов и, главное, того, который шевелился, шарахнулась вбок. Крепче сжала камень, рефлекторно спрятав его за подолом юбки. Древнейшее оружие придавало уверенности, но почему-то смущало. Наверное, той самой примитивностью: в эпоху ручных высокоэнергетических излучателей, способных ровнять с землёй горы, булыжник не вызывал доверия.

Марий стоял в прохoде, перегораживая его своей внушительной фигурой. Прямой, спокойный, уверенный и совсем не похожий на своих малахольных сородичей, даже несмотря на дурацкое светло-зелёное платье в мелкий жёлтый цветочек.

Именно сейчас его отличие от остальных совсем не радовало.

— Просто гуляла, — ответила как могла твёрдо. — Не знала, что сюда нельзя заходить, никто не предупреждал.

— Сюда можно заходить. После слияния, — ответил Марий. Сделал несколько шагов в моём направлении. Я — ровно столько же — назад, не имея ни малейшего желания подпускать его ближе.

С тоской покосилась на освобождённый мужчиной выход. Вроде бы и рядом, но не стоит даже пытаться проскочить.

— Хорошо, я учту, и до слияния больше — ни-ни, — покладисто согласилась я.

— Не будет слияния, — продолжил наступать Марий. — Ты ашути. Я с самого начала это подозревал.

— Ашути — это как ашук, только женщина? — спросила для поддержания разговора, пятясь осторожно, стараясь не споткнуться.

— Непригoдная к слиянию. Бесполезная для размножения.

— Ну раз я бесполезная, я пойду? — предложила ровно. Хотя по лицу и поведению мужчины было очевидно, что просто так меня не отпустят.

— Нет, — подтвердил опасения Марий.

Поздравляю, Василиса Аркадьевна, ты всё же нашла себе приключений! Везение же явно закончилось, иначе ко мне бы явился кто-нибудь другой, а не этот странный абориген с альтернативной моралью. Может, он из числа ренегатов? Преступников, с которыми пытался связаться аранин?

Но главный вопрос, конечно, что ему вообще от меня надо?!

— Но я же бесполезна, — возразила логично. Всё-таки запнулась о камень, но — не упала, уткнулась спиной в стену.

Всё, отступать дальше некуда. Расстояние неумолимо сокращалось.

— Для размножения, — поправил Марий. — Я долго за тобой наблюдал. Мне нравится твой запах.

Три метра.

— Даже без полного слияния это будет приятно, — продолжил он.

Два метра…

В голове вдруг стало удивительно пусто, ясно и спокойно. Пальцы крепче стиснули булыжник.

Метр.

Марий резко задрал подол — и я едва не выронила своё оружие. Потому что с нормальной мужской анатомией то, что находилось у него под юбкой, не имело ничего общего. Что-то длинное, склизкое, отвратительного красно-фиолетового цвета, шевелящее многочисленными отростками. К горлу подкатила тошнота, перед глазами запрыгали чёрные мушки.

Рука взметнулась сама собой, как будто за камень кто-то потянул. Кто-то очень решительный и опытный, меткий. Удар пришёлся точно в висок чуть склонившегося Мария. Брызнуло тёмным.

Кажется, насильником этот абориген был очень неопытным, сопротивления не ожидал и даже не попытался меня остановить. От силы удара голова его мотнулась — и мужчина медленно выпрямился.

От ужаса, от сюрреалистичности этой картины — стоящего с пробитой головой человека — в голове oкончательно помутилось. Страх выплеснулся яростью, и я сама шагнула к Марию.

Камень скользил в пальцах, с мерзким чавкающим звуком впивался в плоть. Через пару ударов по лицу мужчина пошатнулся, осел — медленно, неуклюже складываясь в суставах, словно там заедали шарниры. Подставил под камень макушку и плечи. Я продолжала с остервенением лупить, не целясь, вымещая страх и отвращение — перед ним самим, перед серыми коконами, перед всем этим безумным миром.

Когда Марий, наконец, рухнул набок, я упала рядом на колени, продолжая раз за разом опускать камень — уже вовсе не разбирая, куда бью.

Уничтожить! Раздавить мерзкую тварь в лепёшку!

Других эмоций не было.

Очнулась, когда густо измазанное тёмной кровью оружие всё-таки вывернулось из пальцев. Марий не шевелился.

Я поднялась на нетвёрдые, негнущиеся ноги, поковыляла прочь. Казалось, что стены пещеры сдвигаются, а личинки в своих коконах — шевелятся, стремясь вырваться на свободу и сожрать. То ли меня, то ли своего мёртвого сородича.

Вечерний воздух по сравнению со стылой сыростью пещеры показался горячим. Я жадно хлебнула запахов нагретых солнцем камней, близкого озера, вечерних цветов — и через пару шагов снова рухнула на колени.

Ни разу в жизни меня так не рвало. Казалось, вслед за ужином я вот-вот распрощаюсь с собственными внутренностями. Болезненные спазмы продолжали скручивать даже тогда, когда внутри ничего не осталось. Трясло. По спине тёк холодный пот. Хотелось бежать как можно дальше отсюда, не думая и не разбирая дороги, но ноги не держали.