В Италии мало мест, которые до такой степени полно удержали бы дух Средневековья, как квартал Сан-Пеллегрино в Витербо. «Углубитесь без рассуждения в этот бедный квартал, – пишет де Навен. – На каждом шагу вас будут осаждать неизведанные впечатления, на каждом шагу перед вами начнут вставать всякие неожиданности – почерневшие башни, прорезанные редкими окнами, улочки, вымощенные большими плитами, исчезающие под темными сводами или проваливающиеся куда-то вниз на поворотах, высокие стены, сжимающие узкий vicolo, подъемы и спуски, чередующиеся без плана и без цели, наружные лестницы и высоко поднятые крыльца, дающие единственный доступ в негостеприимные дома, колонны, заделанные в углы зданий, тяжелые балконы, которые висят над улицей, готические фризы, бегущие по стенам, усеянным трещинами, современные окна, вмазанные в едва заметные оживальные аркады, феодальные гербы, отмечающие какой-нибудь вход в дом, позеленевшие деревянные двери, унизанные большими гвоздями и снабженные огромными засовами, причудливейшие по формам фонтаны». Нигде нет такого обилия готических фонтанов, и, следовательно, в своем чувстве воды Витербо опередило Рим на несколько столетий. Витербо Возрождения сохранило эту традицию. Виньола построил здесь несколько фонтанов, и на водоносных склонах Монти Чимини раскинулась переполненная источниками до какого-то пресыщения вилла Ланте. Принято говорить об относительной бедности искусством Возрождения этого столь рано прожившего свои лучшие дни города. Но не предается ли таким образом непонятному забвению прекрасный художник, который родился в Витербо и о котором можно узнать только здесь, в Витербо? На стенах церкви Санта-Мария делла Верита сохранилось все, что позволяет судить о таланте Лоренцо да Витербо, жившего и работавшего во второй половине XV века. С глубоким удивлением видит здесь путешественник фрески, написанные зрелым, своеобразным и достаточно тонким художником, незнакомым ему даже по имени. Беренсон совершенно неправильно отнес его к группе провинциальных умбрийских мастеров, развившихся под влиянием Беноццо Гоццоли и его работ в Монтефалько. Фрески в Витербо отделены от фресок в Монтефалько всего только пятнадцатью годами, но кажется, что их разделяет полстолетия. Есть прямое предчувствие чинквеченто, есть классическая округлость форм, простота цвета и мерность композиции у Лоренцо да Витербо – все то, от чего был бесконечно далек романтический Беноццо. Вполне основательно Вентури считает Лоренцо учеником Пьеро делла Франческа.
Композиция лучше всего сохранившейся фрески – брак Марии и Иосифа – поражает до странности совершенной стройностью. Чтобы встретить такую же связность групп, надо обратиться разве только к «Диспуту» Рафаэля. Выше фреска «Введение во Храм» показывает в перспективе классическое зданьице, какое и не снилось Беноццо. Но умел простодушный флорентийский мастер писать и такие энергичные и серьезные портреты, какими являются головы «Обручения». Но, может быть, самое замечательное, что отличает Лоренцо да Витербо от всех умбрийцев, это его чувство колорита. Именно это чувство выдвигает Лоренцо на видное место среди самых значительных художников кватроченто, ставя его где-то рядом с другими наследниками великого Пьеро, с Мелоццо да Форли и Франческо Коссой. Прекрасна общая сдержанность, некоторая бледность или погашенность всех его красок. Лоренцо вышел уже из той стадии, когда художники, ища украшения, прибегали к яркой расцветке и спасительному золоту. Свою задачу он понимал как настоящий живописец немного сухого «рафаэлевского» склада. В его фресках много белого, зеленого, лиловато-серого и вишнево-красного цвета. В «Поклонении волхвов» так удивительно хороша фигура женщины с корзиной плодов на голове, в одеждах красных и зеленых и с очень бледным и очень в тон написанным лицом. В «Обручении» видно желание сохранить и проявить во фреске естественный тон стены, то желание, которое так гениально возвел в закон Микеланджело на потолке Сикстины.