Обречен на смерть

— У меня есть предположение. Я думаю, Лонгман тоже считал Хёрста слишком опасным, чтобы оставлять его на свободе. Лонгман был умным человеком. Очень умным. Он видел Хёрста насквозь и готов был сделать все, что в его силах, чтобы ему помешать. Наверное, он подумал, что Дерек пришел к такому же решению, когда не стал спрашивать Тину о татуировке. Поэтому Лонгман ничего не предпринял. Он пропустил сомнительное доказательство, тем самым усилив подозрения Хёрста, что мы все в этом участвовали. Что мы все сговорились, чтобы его засадить.

— Почему ты так считаешь? — спросила Сара. — Откуда тебе знать, что думал Лонгман?

— Можно догадаться по напутственному слову Лонгмана присяжным, — ответил Майкл. — И по приговору. И то и другое было нацелено на то, чтобы лишить Хёрста надежд на апелляцию, а значит, Лонгман понимал, что есть основания для ее подачи.

— В чем заключалось напутственное слово? — спросила Сара.

— Оно касалось обвинения. Хёрста обвиняли в убийстве Томми Баркера, но признали виновным только в причинении смерти по неосторожности. Это из-за Лонгмана. Он сказал присяжным, что из показаний Тины можно заключить, что Томми задохнулся случайно, когда Хёрст пытался его успокоить, и они вправе думать, что случайность здесь вероятнее, нежели умышленное убийство. Конечно, это была чушь собачья. Хёрст намеренно убил мальчика. Я знал это. Но показания Тины действительно можно было воспринимать по-разному, и Лонгман склонил их к другому выводу. Слова судьи сильно влияют на вердикт присяжных. Поэтому Хёрста признали невиновным в убийстве, но за причинение смерти по неосторожности тоже можно дать пожизненный срок, а если бы Хёрст стал подавать апелляцию, Апелляционный суд решил бы, что Лонгман, наоборот, вынес заключение в пользу Хёрста, в результате чего его осудили за менее серьезное преступление. Что и случилось.

— Умно, — заключила Леви.

— Да. Но таков уж был Лонгман. А потом он точно так же обошелся с приговором. Пожизненное заключение казалось бы слишком суровым наказанием, раз смерть Томми была случайностью, но право на освобождение через четырнадцать лет его смягчило. Хотя мы все понимали, что это право не гарантирует ему освобождение и что такой психопат, как Хёрст, наверняка будет вести себя в тюрьме так, что останется там навсегда. Но в отношении апелляции это было опять же очень умно. И не стоит забывать о том, что случилось с Блантом.

— А что? — спросила Леви. — Что случилось с Блантом?

— Это дело не просто так стало последним для него в полиции. По окончании процесса Лонгман призвал Бланта к себе. Высказал ему свои подозрения и заявил, что в течение недели ожидает услышать о его увольнении по собственному желанию. Иначе свяжется с его начальством и все расскажет. Блант поступил разумно.

— Блант тебе сам рассказал?

— Да, Джоэль. И еще он сказал, что умолчал о моем участии, за что я был неимоверно ему благодарен. Он думал, что мы поступили правильно и не должны страдать за это оба. Кажется, за последующие годы он изменил свое мнение. Все больше горечи испытывал по поводу того, чего лишился, и это испортило наши рабочие отношения. В конце жизни он превратился в настоящего засранца, отчего мне стало сложно с ним общаться. Но тогда? Да, он принял наказание за то, что сделали мы оба.

Рассказ Майкла подошел к концу, и за ним последовала тишина. Слишком много информации, он это понимал. Леви и Саре нужно было многое осмыслить.

— Все равно кое-что не сходится, — первой заговорила Леви. — Приговор Лонгмана. Пожизненное заключение, но с правом на освобождение через относительно небольшой срок. Ты говоришь: Лонгман, вероятно, считал, что это безопасно, что такой буйный парень, как Хёрст, будет так плохо вести себя в тюрьме, что его никогда не выпустят.

— Верно.

— Но его выпустили. И это было одной из причин того, почему мы не включили его в список потенциальных подозреваемых. Другие казались более вероятными. Хёрста выпустили после первого же ходатайства, потому что он был идеальным заключенным. Ни единого буйного эпизода. Он был образцом социальной реабилитации. Как это объяснить?

— Не могу сказать, — ответил Майкл. — Потому что сам не понимаю. Со всем этим освобождением чушь какая-то. Я договорился, чтобы мне сразу сказали, если Хёрста выпустят. Если он будет хотя бы близок к освобождению. Поэтому я думал, что он все еще за решеткой. Однако он уже три года на свободе.

Леви открыла рот, чтобы ответить. Ее опередила Сара.

— Вообще-то тут все еще сложнее.

И Майкл, и Леви посмотрели на нее с удивлением.

— Я сегодня попросила проверить тюремную характеристику Хёрста, — объяснила Сара. — Свой источник. А прямо перед тем, как Майкл позвонил мне насчет Дерека, я получила отчет комиссии по условно-досрочному освобождению.

— Эти отчеты строго засекречены, — перебила Леви. — Что у тебя за источник?