Обречен на смерть

— Их помыли и прикрыли, Рассел. Вам не придется на них смотреть.

— Но их не зашили? Почему их оставили открытыми? — повысил голос Лонгман. Его разум уцепился за возмущение.

— Мы не можем этого сделать, Рассел. Мы расследуем убийство. А значит, нужно провести аутопсию. Если мы зашьем его раны до этого, то можем уничтожить улики. Я понимаю, каково вам. Правда. Но, поверьте, будет гораздо хуже, если из-за нашей ошибки этого ублюдка признают невиновным, после того как мы его поймаем.

Лонгман снова кивнул. На этот раз с более осмысленным взглядом. Здравый смысл в словах Леви снова рассеял его смятение.

Ее слова помогли ему мыслить яснее, но также вызвали новые вопросы.

— У вас есть зацепки? Хоть какие-то?

Его голос зазвучал сильнее. Менее эмоционально.

— Еще слишком рано, Рассел, но будут. — Леви говорила без тени сомнения. — Ваш папа наверняка нажил себе уйму врагов, учитывая то, кем он был. Но то, что с ним сделали… Это совершенно особый уровень зла, и это сужает круг. Так что мы найдем ублюдка. Ему не отвертеться.

— Обещаете? — Покинувшие голос Лонгмана эмоции вернулись. На глазах выступили слезы. — Обещаете, что поймаете того, кто сделал это с папой?

— Обещаю, Рассел. — Рука Леви снова принялась гладить его по плечам. — Мы его поймаем. Обещаю.

Лонгман не ответил. Не мог из-за слез, которые теперь катились по щекам. Вместо это он опустил голову на ладони, закрывая лицо.

Леви встала и отошла обратно к двери, где принялась молча ждать, когда Лонгман поднимется на ноги и утрет слезы.

— Я готов, — сказал он. Его дрогнувший голос никак не отражал его новообретенную решимость.

— Уверены, Рассел? — снова спросила Леви. — Мы можем подождать, чтобы кто-нибудь приехал вас поддержать. Жена? Братья?

— Никто не приедет, — ответил Лонгман. Его голос зазвучал тверже. — Мэттью и Питер еще не знают: мне не хочется сообщать им по телефону. Элис? Ну она больше не считает себя моей женой, поэтому вряд ли она куда-то приедет.

— Что насчет друга? Кого-нибудь?

— Я никого не хочу подвергать такому испытанию, инспектор Леви. — Чем дольше Лонгман говорил, тем сильнее росла его решимость. — Кто-то должен это сделать, и так уж получилось, что я. Как вы сами сказали, папа заслуживает хотя бы этого.

Двенадцать

Дерек Рид взял одну большую пачку с чипсами с солью и уксусом из тех, что лежали на краю стола. Открыл и почти сразу же прикончил все ее содержимое. Внимание его при этом было приковано к материалам дела, которым он сейчас занимался, поэтому он даже не сразу заметил, что чипсы в пакете закончились. Это обстоятельство было тут же исправлено. Уже через секунду открылась вторая пачка.

Дело, которое готовил Рид, было необычным. Разбирательство по нему уже состоялось и завершилось не в пользу Рида. Присяжные признали его клиента виновным в сложном банковском мошенничестве. Вердикт был вынесен большинством голосов, а это обычно означало, что не более двух присяжных не согласились с остальными десятью. Но здесь был другой случай. В ходе разбирательства «потерялась» одна присяжная: состояние здоровья не позволило ей и дальше участвовать в процессе. Присяжных осталось всего одиннадцать, поэтому большинство голосов означало один против десяти. Иное соотношение было недопустимо.

Присяжным все это объяснили. Детально, простым языком. Ошибки быть не могло, думал Рид. Однако теперь выходило, что все-таки произошла ошибка. Уже после признания подсудимого виновным двое присяжных написали судье о том, что они разделились на три против восьми. Да, большинство, но по закону этого недостаточно для вынесения вердикта.

Это была крайне необычная ситуация. И к тому же непростая. По правилам совещание присяжных проходило в условиях строжайшей секретности. Все сказанное ими за закрытыми дверьми считалось неприкосновенной тайной. И это правило нельзя было нарушить. Однако теперь оказалось, что само совещание проходило не должным образом. Если вердикт был вынесен не по закону, то клиент Рида не мог быть осужден. А значит, возникала необходимость в апелляции. Но как подготовить апелляцию, не нарушая неприкосновенности комнаты для совещания присяжных? Это стало исключительной проблемой, которой Рид никак не мог найти решения.

Рид оторвал взгляд от бумаг и огляделся. Он не искал ничего конкретного. Просто нужно было посмотреть на что-нибудь, что не было бы листом А4 или экраном компьютера. В такие минуты обстановка кабинета (какие-то детали были личными, какие-то — профессиональными) помогала ему отвлечься.

В этой адвокатской конторе Рид состоял вот уже тридцать четыре года. Всю свою карьеру. Его ученичество — тот же процесс, который Майкл прошел под началом самого Рида, — проходило в другом месте. Но сразу после этого он вступил в «Восьмой эссекский двор» и с тех пор оставался здесь.