Обреченная

– А Сара была моей дочерью, – сказала я. – Не думаю, что вы хотите добавить к списку своих преступлений лжесвидетельство под присягой.

Ни мгновения на раздумья. Ни методологии ответа. Его языковой инструмент привел его к пяти тюремным срокам, трем тяжким уголовным преступлениям, двум мелким преступлениям и как минимум двум незаконнорожденным детям, так что нечего и говорить, выбора у него не было.

– Но… но, – смущенно мямлил он, – прежде? Что о том, что прежде?

Твой отец растерянно посмотрел на него.

– Я не понимаю, – бормотал Калеб.

– Может, она и ваша дочь, – сказала я, – но позвольте вам напомнить, что в первый день нового года вы потеряли другого ребенка из-за вашей дочери, и в этом мы сходны. Мне не хотелось бы видеть, как вы ломаетесь из-за действий Ноа. Разве не так?

– Но…

– Что бы ни случилось до ее смерти, Калеб, Ноа одна виновата в смерти нашей Сары. И давайте поставим в этом точку.

Он одновременно то кивал, то мотал головой. Его раздирали противоположные чувства, но он явно не мог разобраться в них.

– Мы поняли друг друга? – спросила я.

– Миссис Диксон, я не могу.

Калеб стискивал стакан рукой с грязными ногтями – так сильно, что я боялась, что тот треснет.

– Я не прошу от вас ничего другого, кроме как сказать правду, – заявила я ему. – Вы можете это сделать или нет?

Он не пошевелился.

– Она – мой единственный ребенок.

– Ноа поймет вас. Она не захочет, чтобы ее любимый папа рисковал собой ради нее, когда на самом деле спасать уже нечего. Только так она и посмотрит на это, я вас уверяю. – Я сделала паузу. – Как только ее признают виновной, вы можете говорить что угодно о ее доброте. В этот момент я уже буду держать все в руках. В этом городе нет ни одного судьи, с которым я не была бы знакома лично. Теперь я спрашиваю вас еще раз: мы поняли друг друга?

Я еще раз налила Калебу, и он осушил весь стакан прежде, чем я убрала бутылку. Я даже не стала ждать его ответа.

Всегда твоя,

Мама

Два месяца до дня «Х»

Глава 21

Оливер не навещал меня уже несколько недель. Ни разу с тех пор, как оставил мне пухлую расшифровку стенограммы процесса, как будто перечитывание этих страниц могло послужить дешевой заменой нашивок за отсидку. Я прочесала эти документы так, словно они были моей личной книгой Бытия, моим Танахом, книгой Мормона, моим верным Кораном. Пэтсмит тоже так делает. Как и все заключенные, приговоренные к смерти или нет.